Я помню руки леди Ди
Это серьезная и легкомысленная история одновременно.
Легкомысленными, собственно, были мы. По крайней мере – я. Эйфория 91 года – только что провалился августовский путч: новые слова, новые указы, новая жизнь впереди… Мы, трое тверских журналистов – Виктор, Виталий и я, каким-то чудесным образом очутились в Великобритании, в северном английском городе Бредфорде.
Нас можно было назвать делегацией. Формальные основания для этого имелись. Инициатор поездки Витя как-то очень четко и шустро активизировал приглашение своей английской знакомой журналистки в таинственной организации – комитете защиты мира. На основании чего мы поразительно быстро получили загранпаспорта и выездные визы. Тогда документы выдавались советскому человеку при каждой поездке заново, если, конечно, соответствующие инстанции сочтут, что человек достоин ехать.
Первое знакомство с британской действительностью у делегации произошло еще до взлета из Шереметьева на борту аэрофлотовского Ила. Вместо джентльменов и леди в костюмах темно-синего английского сукна в салоне мы увидели людей в одеждах всех цветов радуги. Только ученый-этнограф мог бы точно определить, кому именно принадлежат все эти сари, тюрбаны, фески, хиджабы, чадары, мунду, кто из них сикх, индуист, буддист или мусульманин. Как позже выяснилось, рейс Аэрофлота «Москва – Лондон» был самым дешевым на этом направлении и потому самым любимым гражданами Великобритании соответствующего происхождения и их многочисленной родней. Мы прибыли на борт не совсем трезвыми, что и примирило нас с действительностью. После безуспешной попытки угостить индуса в чалме водкой я погрузился в праведный сон, уверенный, что через три с половиной часа увижу настоящую Англию.
В аэропорту Хитроу разноплеменная толпа не рассосалась, а, наоборот, усилилась, джентльмены в смокингах отсутствовали. И выйдя на свежий воздух, мы также не обнаружили ничего традиционного, английского. Никаких признаков хляби и сплина. Бабье лето, высокое синее небо, не жаркое, но яркое солнце, неподвижный воздух светился, отражая зелень парков и газонов. И коренные, так сказать, англичане, с которыми мы две недели общались, оказались совсем не теми, какими они представлялись из-за железного занавеса. Никакой чопорности и снобизма, а главное – любят выпить. По крайней мере, те, с кем мы общались. Возможно, нам просто повезло.
Нас принимали замечательные люди. Главной в этой благотворительной авантюре была Джоан Рассел. Хрупкая снаружи – мужественная внутри. И не только потому, что рискнула пригласить троих малознакомых русских, возложив на себя и своих друзей материальные и моральные расходы по их пребыванию. Джоан, будучи фотографом-фрилансером, объездила половину земного шара, заворачивая в самые неприглядные и горячие точки. Побывала и в разваливающимся СССР. Ей понравились наивные хитрованы, с искренним энтузиазмом рвущиеся в капиталистическое будущее. Она нас жалела. Во-первых, потому что добрая. А во-вторых, Джоан имела левые политические убеждения, так же как и ее друзья. Спектр их воззрений колебался от социал-демократии до анархизма. Как-то мы побывали в гостях у пары школьных учителей, в смысле – муж и жена были учителями. Верхний этаж их таунхауза от пола до потолка занимала библиотека. Среди прочей радикальной литературы по соседству стояли тома сочинений Троцкого и Сталина. Я спросил хозяйку, мол, почему они у нее рядом, это же лютые враги. На что она ответила буквально следующее: «Ты жертва контрреволюционной пропаганды, Троцкий и Сталин друзья, они боролись за революцию». Да, ледорубом по голове – это по-дружески.
Вообще, я много говорил о политике. Чувствовал себя посланцем революционной страны, объяснял, что происходит в Союзе, кто лучше – Горбачев или Ельцин, как должен вести себя Запад вообще, и Англия в частности. Меня не перебивали, английская тактичность принималась мною за интерес.
Витя говорил в несколько раз больше, чем я. И это парадоксально. Стилистика его поведения состояла в изображении сдержанности и мудрости. Но он единственный в делегации владел английским языком. Мало того, что ему приходилось переводить мои пространные спичи, возникавшие по поводу и без повода, он еще и что-то рассказывал от себя лично.
Зато с Виталием никаких проблем не было. Он говорил откровенно мало, только по делу. Дела у него были конкретные. Виталий фотографировал окружающую среду, время от времени снисходительно откликаясь на просьбы щелкнуть и нас. При этом он ловко на ходу менял объективы и аппараты. У меня даже запало гнусное подозрение, что нас он снимает без пленки. Так иногда поступал мой друг, известный когда-то в нашем городе фотограф Олег Золотарев. Таким образом Олег сохранял свою творческую независимость. Виталий оказался менее изощренным человеком, пленка была.
Еще Виталик останавливался у витрин магазинов, очень внимательно их рассматривая. При этом он шевелил губами, что-то тихо произнося. Похоже, пересчитывал курсы валют и сравнивал цены. Один раз мы незаметно подошли к Виталику, когда он стоял у шикарной витрины с невиданным у нас тогда на родине ассортиментом конфет. И услышали, что Виталик шепчет. А повторял он лишь одно слово. Принимая во внимание ныне действующее законодательство, обозначу его как «звезда-а-а-то, звезда-а-а-то!». Хотя оригинал, понятное дело, мощнее и ёмче.
В общем, мы неплохо проводили время. А что, собственно, может быть лучше, чем отдыхать: тебя кормят, поят, водят на экскурсии и в гости к разным людям, уважительно слушают, исполняют почти любое твое желание. И только потому, что ты гость. Даже стало надоедать. Но тут на горизонте появилась Диана. Да, та самая – принцесса Уэльская, урожденная Диана Френсис Спенсер. Приехала она в Бредфорд с благотворительной миссией, но не в отношении нашей делегации, хотя мы были, по английским меркам, нищими, а для посещения местного госпиталя.
Диана уже стала народной героиней, пресса доброжелательно взяла ее сторону в запутанном любовном четырехугольнике. Хотя, возможно, углов было и больше. Она нравилась миллионам простых британцев, особенно пенсионеркам, истосковавшимся по захватывающей семейной драме уровня выше мексиканских сериалов. Много фанатов было у нее и за пределами Англии, среди них оказался и Витя. Я в отношении этой женщины был совершенно спокоен и не разделял всеобщего ажиотажа. И получше видали, к тому же лицо у нее не пропорциональное, нос большеват. Потом, в чем ее заслуга – вышла замуж за Чарльза? Был бы еще принц приличный! Не так давно я прочитал его дневники и ужаснулся примитивности и кондовости рассуждений принца.
Виктор настойчиво попросил наших английских друзей организовать встречу с Дианой. Те поморщились – левые убеждения также не позволяли им любить принцессу, но и отказать заморскому гостю не могли. Они попытались выполнить просьбу через местную газету «Телеграф и Аргус», где накануне очень тепло принимали нашу делегацию. Коллеги сделали несколько звонков куда следует и с сожалением сообщили, что встречу организовать нереально, хотя бы потому, что Диана в Бредфорде будет всего два часа и посетит только госпиталь. Но увидеть ее вблизи возможно – полчаса она будет общаться с населением. «Поедешь?» – с ухмылкой спросил меня Витя. «Только за компанию», – ответил я.
Госпиталь располагался на окраине Бредфорда. Сквер возле него уже заполнила толпа, в значительной части это были благообразные старушки, очень многие в шляпках – а-ля королева Елизавета. Они держали за руки детей дошкольного возраста – внуков, а больше правнуков. Публика плотно, в несколько рядов, сосредоточилась возле каната, натянутого по периметру сквера. Поодаль прогуливалось с десяток полицейских. Их традиционные шлемы возвышались над толпой, в сочетании с шапочками старушек создавали неповторимый британский колорит.
В какой-то момент толпа словно по команде шелохнулась и плотно прильнула к канатам, полицейские рассредоточились. Из дверей госпиталя вышла группа людей, издалека она напоминала яркое пятно. По мере приближения уже можно было отчетливо различить людей в военизированной форме того самого темно-синего английского сукна, которое я тщетно искал на рядовых англичанах. Форма изобиловала золотистыми орденами, медалями, погонами, шевронами, эполетами, лампасами, аксельбантами, кантами, вшивками и нашивками. Некоторые дворцовые, а возможно, и дворовые – я не знаю, как правильно, – видимо, устав идти стройно, отделились от свиты и мирно беседовали в стороне о чем-то своем. И среди всего этого колористического буйства двигалась высокая женщина в белом костюме. Принцесса приближалась, но у меня ничего не ёкало. Однако в какой-то момент, поддавшись всеобщей эйфории, ловко оттеснив старушек с детьми, я продвинулся в первый ряд. Так же поступила и вся наша делегация, что не составляло никакого труда привыкшим к очередям и давкам советским гражданам.
Диана шла медленно, часто останавливалась, пожимая протянутые руки, что-то отвечала людям. Метра за два-три до того, как Диана поравнялась с нами, мой антимонархический защитный скепсис – «Не надо впадать во всеобщий ажиотаж» – исчез напрочь. Меня накрыло какое-то облако легкого дурмана, изменился воздух – неуловимый запах свежести, ничуть не напоминавший аромата духов, даже очень дорогих, тем более дезодоранта. Дальше (такое ощущение, что я вижу всё со стороны, сам не участвую) – я уже держу руку Дианы. Голос, формально принадлежащий мне, говорит:
– А эм рашен турист! Май нейм Майкл Флигелман!
Может быть, принцесса пыталась понять, что говорит мужчина на странном языке, а может, переваривала эту ценную информацию, но она остановилась. Диана смотрела прямо мне в глаза. Ее тело находилось от меня буквально на расстоянии согнутой руки. Нас разделял только канат, который не мог быть препятствием. Я выдал вторую фразу:
– А эм рашен джорналист!
Диана посмотрела на меня еще пристальнее, и улыбка у нее стала еще лучше, она даже захлопала глазами. Ну, вернее, пару раз хлопнула. «Явный признак, что женщина кокетничает, а может, и флиртует», – мелькнуло у меня.
– О-о! Файн! – ответила она.
Я ободрился, заглотил воздух, чтобы еще что-то сказать, уже менее формальное. Но языковой запас заканчивался. Еще несколько секунд Диана, наверное, на что-то надеясь, ждала продолжения разговора. Я не отпускал руку принцессы. Правила приличия говорили: пора отпускать. Но я не шевелился. Кстати, Диана тоже руку не выдергивала. Ситуация уже становилась неудобной... Выйдя из ступора, я наконец отпустил ее руку.
Однако русская тема для принцессы на этом не закончилась. Витя, имевший гораздо больший словарный запас английского, обратился к Диане с предложением дать ему интервью. Желательно в ближайшее время, а то он скоро уезжает. Диана вздрогнула и задумалась. Однако ничего не ответила, только обаятельно улыбнулась. Тогда Витя спросил – не собирается ли она в Советский Союз. Имея, наверное, в виду, что уж там их встреча точно неминуема. Диана наконец-то пришла в себя, направилась дальше вдоль толпы отвечать на более простые вопросы своих соотечественников. Удаляясь, она повернулась к Вите:
– Мей би...
Диана пообщалась с подданными еще минут десять, села со свитой в машину и уехала в другой город. Приносить людям радость.
Витя грустно спросил Виталия:
– Ты хоть снял?
– А как же! Я Диану всю общелкал.
– А нас?
– Было не до вас.
Наступило опустошение. Мало того, что Диана уехала, наверное, навсегда, да еще и на память ничего не осталось. Сгусток энергии так и не нашел выход. Нужна была разрядка. Что-то надо сделать прямо сейчас. Произошедшее дальше объяснить логически невозможно.
С нами поравнялась группа местных полицейских, снятых из оцепления, которые шли к себе в участок. Я сделал шаг в их сторону, перегородил дорогу и не своим голосом выкрикнул:
– Стенд ап!
Блюстители встали как вкопанные. Показывая одной рукой вдаль, где испарилась Диана, а другой, схватив наручники старшего по званию полицейского с тремя нашивками, я заговорил, на этот раз по-русски, при этом улыбаясь:
– Вы тоже ее любите – я знаю. Мы должны с вами сфотографироваться. Как сувенир, на память о встрече с Дианой. Обязательно надень на меня наручники, чтобы было видно, как я страдаю!
Полицейские остолбенели, потом, не сговариваясь, стали отстегивать наручники, заодно взяли в руки дубинки. Витя, не любящий эксцессов, моментально оценил ситуацию, всё быстро перевел. Суровое выражение лиц стражей сменилось улыбками. Виталий провел фотосессию и сам успел запечатлеться. Он остановил американских туристок, всучил им свою камеру и велел щелкать, а взамен пообещал потом и их щелкнуть со стражами порядка. Американки пришли в восторг от перспективы получить такой шикарный английский сувенир. Дождавшись своей очереди, они ринулись в объятия полицейских. Но капрал сухо отстранил заокеанских гостей. Сурово, как при исполнении, сказал заокеанским союзницам:
– Только для русских.
Наверное, это и есть английский юмор.
Пролетели наши бредфордские каникулы. Вскоре я предал Диану, быстро забыв ее. Вспоминал лишь, когда хотел повысить свою значимость у других женщин. Меня переспрашивали: «Ты видел Диану?!». Я небрежно отвечал: «Да я не то что ее видел, мы держались с ней за руки». Естественно, как и всё прогрессивное человечество, расстроился, когда она погибла.
Витя оказался более преданным и последовательным. На долгое время он впал в задумчивость, перестал отвлекаться на ерунду. Написал письмо в пресс-службу Букингемского дворца (до развода официальной жизнью принцессы ведал аппарат королевы) с просьбой организовать интервью с Дианой и пригласил ее в Россию. На очень красивой бумаге с гербами и золотом ответили, что пока это невозможно. В июне 1995 года принцесса посетила с двухдневным визитом Москву. Нет полной уверенности, что Витя с ней не встретился. По крайней мере, в эти дни я найти его не смог. Через некоторое время Виктор опубликовал остросюжетную повесть «Поцелуй принцессы Дианы», из которой явствует, что она тайно посещала Тверь. Кто знает, кто знает...
Виталик поступил конкретно. Вскоре после нашей поездки он открыл конфетный магазин «Ассорти». Однажды я увидел такую картину. Молодой мигрант, или гастарбайтер, как их тогда называли, прильнувший к витрине Виталикова магазина, с мечтательным лицом шептал нецензурное слово, выражавшее высшую степень восхищения.
Прошло двадцать шесть лет с тех пор, как я держал в своей руке руку Дианы. Что осталось в душе? Остался ее взгляд – грустный, умный, пронзительный. Он исходил вовсе не от принцессы, а от ЖЕНЩИНЫ. Я лучше стал понимать женщин и больше их ценить. А руки? Руки тоже помню.
Фотографии Виталия Иванова и неизвестной гражданки США