Роман Усачев. Для чего нужен февраль?
Роман Усачев пишет время. И миру, который он создает, трудно найти аналогию. За реальным сюжетом и фигуративным изображением скрывается множество наслаивающихся друг на друга вселенных. Силовое поле разных пространств, так хорошо читаемых в его работах, позволяет говорить о жанровой структуре его творчества лишь условно. Портреты, где сходство с моделью есть, но важнее для автора – образ, часто открывающий то, что находится за гранью реальности и не всегда известен самому портретируемому.
Человек для Романа – предмет исследования средствами живописи. Его интересуют пограничные, переходные состояния личности, и в этом тоже есть желание познать параллельные, скрытые миры. Для дипломной работы – серии портретов сумасшедших – художник ездил работать в специализированные учреждения в Бурашево и Калязин. Сюжетные картины без сюжета, аскетичные интерьеры, в которые погружаешься, не сразу замечая живущие в них вещи, среди которых зеркала, открытые двери и окна, уводящие в иное время и в иное пространство. Интерьеры имеют свою тайную жизнь, наполненную особыми смыслами и значениями.
Автопортреты, которые только предлог для нового прорыва в прошлое или будущее, показывающие разные ипостаси автора и всю непознаваемость человеческого существа. Роман не примеряет чужие одежды, он находит в создаваемых образах самого себя. Среди множества автопортретов особенно трогателен «Автопортрет в зимней шапке», перекликающийся со знаменитым автопортретом Ван Гога, написанным им в один из самых тяжелых периодов его жизни. Глазами человека в зимней шапке на нас смотрит не Роман Усачев, а сам Ван Гог, в них читается общая боль и трагедия творческой личности.
Художник постоянно перемещается, путешествует в разных мирах и увлекает за собой зрителя. Таково главное свойство и его индивидуальной органики, и его живописи, многослойной, сложной, пульсирующей. Она, насквозь пронизанная светом, основа драматургии каждой работы и всегда главная.
В картинах он передает не столько увиденную реальность, сколько ее преломление сквозь призму своего философского ощущения и созерцательного отношения к жизни. Он много думает и много знает о человеке, о его болях, метаниях, поисках.
В творчестве Романа Усачева встречаются две противостоящие друг другу линии развития, и в месте их схождения рождается его авторская эстетика, в которой традиция прочно связана с экспериментом и поиском. Его работы отражают всю остроту проблематики современного искусства. В них есть глубокая связь с реалистической традицией и ее отрицание, поиск идеала и гармонии и их разрушение.
Роман в полной мере владеет школой классического рисунка, композиционной логикой и колористической гармонией, навыками, приобретенными в Московском государственном академическом художественном институте им. Сурикова под руководством выдающегося живописца Павла Федоровича Никонова.
Наличие такой крепкой школы помогло в сложении удивительной творческой индивидуальности. Роман искал и нашел только ему присущий пластический язык. Невероятным образом натурное видение соединяется в его живописи с постмодернистским цитированием. Обращение к великим мастерам и известным произведениям у автора особое. Ни в одной работе Романа не найти прямого заимствования или иронической игры со знакомыми образами и смыслами – всё тоньше и серьезнее. Дега и Модильяни, Тициан и Веласкес и всё мировое наследие живут в самом художнике, в его сознании и подсознании. В работах всегда лишь ассоциации, намеки для посвященных. Его живопись аристократична, как всё большое искусство.
Сегодня Роман Усачев может делать только то, что органично его пониманию мира. Он абсолютно свободен. В сочетании цвета, формы, ритма содержится неуловимый, глубинный, мистический смысл вещей. Все его работы обладают какой-то особой притягательной силой и глубиной эмоционального воздействия. Он – сталкер, человек, которому удается проходить сквозь время, погружаясь в него и возвращаясь обратно, уводя за собой зрителя.
Этим, наверное, объясняется его тяга к театру, музыке и кинематографу, искусствам условным и вневременным. Всё творчество художника с его погружением в другие виды искусства воспринимается как очень целостное. Будь его воля, он не только бы писал время, но и изменил его течение. В одном из интервью Роман сказал, что не любит осень, что ее надо убрать, сделать три августа, новый год, а потом – сразу весна! «Вот скажите: для чего нужен февраль?» Думаю над этим.
Марина Сафонова
Искусствовед