Грузинские вопросы

Когда мы подъезжали к Грузинам, приемник автоматически настроился на «Радио России», по которому передавали фрагменты спектакля Малого театра «Любовь Яровая» в постановке Петра Фоменко. Он был записан в начале 1970-х годов и оказался идеальным сопровождением для чуть ветреного, сонного и солнечного воскресного дня в провинциальном захолустье.

Через заглохшие пруды мы пробирались к неоднократно горевшему, разрушающемуся особняку. А параллельно под благостную лирическую мелодию разворачивались события в ревкоме южного городишки, который вот-вот захватят белые.

Сюда явился жаловаться профессор Горностаев, у него де реквизировали библиотеку, а «комиссар Вихорь, сухорукий, забрал к себе всю обстановку, всё заплевал, непристойно бранится, зарезал трех кур и куриной кровью везде написал: «Режь недорезанных буржуев».

Опора нового режима – горничная Дунька недовольна тем, что бывшая хозяйка выделила ей всего одну комнату и пожадничала с обстановкой: «Мне две комнаты нужно иметь, потому как я тоже с хорошими товарищами знакомство веду. А она мне одну будуварную отдала, да и из той пружиновую сидушку утащила. Пущай зараз гостильную отдаст!»

Местный дурачок – революционный матрос Швандя рассказывает о встрече с «бородатой Марксой». Комиссар Грозной соблазняет стенографистку Панову из бывших золотыми часиками, которые снял с расстрелянного заложника. Обильно крестится и цитирует псалмы Чир, готовый доносить – красным на белых, белым на красных, лишь бы они платили и терзали друг друга.

Над убогими останками парка, словно последние листья, порхали голоса ушедших актеров. Дворянская Россия уравнивалась в судьбе с Россией большевиков – обеим суждено стать пепелищем, обе растоптаны и забыты. И в голове вертелась строчка, согласно легенде, дважды приезжавшего сюда Пушкина: «Что пройдет, то будет мило»…

Что касается Грузин километрах в пятнадцати от Торжка по шоссе районного значения, которое в точности повторяет стежки и петли бывшего Старицкого почтового тракта, то с большой долей вероятности можно утверждать, что в начале XVII века здесь находилась Кузнечкова пустошь из «порозжих», то есть никому не принадлежащих земель. То ли пустошь близ сельца Кузнечково, то ли само сельцо, пришедшее в упадок и запустение.

Как бы то ни было, в конце века у него появился хозяин. Согласно писцовой книге Новоторжского уезда – стольник Марк Васильевич Шишков из боярского рода потомков новгородца Микулы Шишко, который на рубеже 1400-х годов подрядился служить тверскому князю. В результате под Тверью, Торжком и даже Кимрами Шишковы получили множество богатейших угодий, однако к концу восемнадцатого столетия одно за другим передали их в чужие руки и перестали играть в истории губернии сколько-нибудь значительную роль, хотя потомки их проживают здесь по сию пору.

Еще одна более-менее вероятная дата – 1744-й либо 1746 год. Тогда в Кузнечкове завершилось строительство большой каменной церкви. По легенде, сын Марка Васильевича капитан Шишков Яков воевал на Кавказе и получил тяжелое ранение. От гибели его спасла простая девушка-грузинка. В память о ней в главном, холодном, приделе занял место список весьма почитаемой в русской православной традиции чудотворной иконы Богородицы, именуемой Грузинской. То же название, во имя Грузинской Божией Матери, получил и храм[1], а с легкой руки какого-то местного остроумца и село при храме стали именовать Грузинами.

На этом достоверные сведения заканчиваются, и обо всем остальном приходится задавать вопросы. Откуда в доме Якова Марковича взялась малолетняя «племянница» Агафоклея с густыми грузинскими бровями, имя которой не значится ни в одной родословной? Почему он лелеял ее как родное дитя? Как в провинциальной глуши умудрился дать ей «превосходное», как утверждала ее внучка, образование и почему в дальнейшем Агафоклея сей факт скрывала, притворяясь, что не умеет читать и писать? Почему в обход супруги и других близких родственников завещал Грузины именно ей, и что за тяжба из-за них разразилась после его кончины. Суды длились аж до 1774 года, когда Агафоклея пала в ноги Екатерине Великой, умоляя вернуть причитающееся наследство.

Наконец, чьими усилиями и на какие, с позволенья сказать, шиши в это же самое время (но, когда именно, неизвестно) на месте старого деревянного дома был возведен единственный в губернии каменный дворец в стиле барокко, настолько величественный и роскошный, что авторство его приписывают, ни много ни мало, самому Бартоломео Растрелли?

Если вы думаете, что на этом исчерпываются тайны Грузин, то глубоко заблуждаетесь. Вернемся на два десятилетия назад, когда императрица Елизавета Петровна, прознав о существовании четырнадцатилетней сироты, принялась устраивать ее судьбу. Выдала Агафоклею за своего протеже, двадцати с чем-то летнего уроженца Малороссии, обладателя прекрасного баритона, регента Придворной певческой капеллы, к тому моменту уже полковника Марка Полторацкого, который благодаря насмешке Григория Потемкина вошел в историю как «генерал-бас».

Невесте запретили играть в куклы, молодой явился в Грузины, исполнил супружеский долг и укатил обратно. Так они и прожили сорок три с лишним года. Он – изредка наезжая из Петербурга и стараясь, чтобы жена, если уж доводилось ей оказаться в столице, там не задерживалась, поскольку каждый ее визит оборачивался чередой скандалов. Она – мотаясь по Тверской и соседним губерниям.

Вскоре отношения их окончательно испортились, настолько велико было несовпадение темпераментов. И, однако, это не помешало им произвести на свет не менее двенадцати детей (биографы называют разные цифры) и, главное, обзавестись совершенно фантастическим количеством крепостных душ и имений.

Утверждают, что только в Новоторжском уезде Полторацким принадлежало до двадцати пяти населенных пунктов, а еще земли под Старицей, дома в Торжке и в Твери, пол-улицы в Санкт-Петербурге, мыза Оккервиль и несколько участков на реке Охте, а также несчетное число полотняных, винокуренных и иных заводиков. И этим их движимое и недвижимое далеко не исчерпывалось.

При всех различиях Марка Федоровича и его незабвенную Полторачиху, как ее за глаза называли, объединяла надежная скрепа: оба никогда не упускали того, что плывет в руки. Он принимал награды, она составляла из них семейный бюджет и, нещадно эксплуатируя мужиков, каждый рубль превращала в десять. Тут все свои, поэтому нет нужды скрывать, что именно рабский труд, а не талант «грузинской» бизнес-леди был основой их благосостояния, как остается источником большинства благосостояний и сегодня.

Как вы, наверное, заметили, отнестись к Полторацким с симпатией у меня решительно не получается. Виноват гениальный насмешник, между прочим, земляк Марка Федоровича, выдающийся живописец Дмитрий Левицкий, который на своих портретах извлек наружу всё то, что таилось у них внутри. Со стен Русского музея кисло поглядывает на посетителей типичный музыкант и подкаблучник, подозревающий, что жизнь в чем-то главном не удалась. В Третьяковке поигрывает соболиными бровями истинная ехидна, скрывающая под маской благообразия людоедскую улыбку. Разлучены не только фамильные изображения. Полторацкий обрел последнее пристанище в Александро-Невской лавре, она была похоронена в церкви в Грузинах.

Жесткая, жестокая ханжа, наделенная страстной витальной силой, шекспировским темпераментом, предпринимательской жилкой и макабрическим чувством юмора, Агафоклея Александровна в громыхающей карете летела по жизни без руля и ветрил, путала реальность и сцену и куражилась, вымещая на тех, кто попал под руку, разъедающие душу обиду и неудовлетворенность. «Что тебе подарить, дитятко, конфетку или деревню?» – выпытывала она у внучки, чтобы унизить ее родителей.

Набожная благотворительница, жертвующая на храмы и выкупающая подряды на их строительство, Полторачиха была, по-моему, напрочь лишена той ясной спокойной мудрости, которую дают понимание промысла Божьего и любовь к ближним. Ее не знавшим меры подобострастием брезговала Екатерина II. После Отечественной войны двенадцатого года она «прославилась», предложив насильно переженить всех вернувшихся с фронта холостых мужиков и овдовевших крестьянок – для возобновления приплода. И в стране, возможно, впервые ощутившей неразрывную связь с Европой, это прозвучало как запредельная, дремучая дикость! Впрочем, существуй тогда фейсбук или «Одноклассники», у нее бы нашлась своя группа поддержки.

Собственным детям она дала отличное образование, обеспечила их приличным наследством, но постоянно изводила придирками, стравливала друг с другом, так что младшие Полторацкие сделались милы, общительны, говорливы, но внутренне холодны и равнодушны. И, восхищаясь Грузинами, задаешься вопросом: не был ли сей прекрасный дворец холодным домом, который постепенно разъедала плесень барской спеси, одиночества и нелюбви? Однако со времен Медичи так устроена жизнь, что именно подобным семьям человечество обязано большинством выдающихся произведений архитектуры и искусства. Да и с детьми, как чуть позже скажу, всё было не так однозначно.

Миновав известный по мимолетному пушкинскому рисунку валунный мост, авторства новоторжского «гения вкуса» Николая Львова, – мост, и правда, выполненный с чувством меры и в тонкой гармонии с природой, – поднимаемся на не слишком высокую, но крутую земляную насыпь и идем вдоль речушки Жаленки.

На противоположном берегу у обочины старицкого шоссе – линия одноэтажных домов на две семьи, частью полуразрушенных, частью изуродованных сайдингом и европакетами, частью раскрашенных в самые невообразимые цвета. А ведь это памятник, может быть, более ценный, чем тот, к которому мы направляемся! Чуть ли не первые в стране каменные крестьянские избы, спроектированные и построенные в тысяча восемьсот десятых или двадцатых годах (называют обе даты, хотя разница принципиальная) академиком Василием Петровичем Стасовым[2] на средства Полторацких.

В Англии или Германии это была бы главная достопримечательность деревни, внешне с горделивой скрупулезностью сохраняющая исторический облик, а внутри – современная, гостеприимная и комфортабельная. Почему не у нас? Мы же духовнее всех этих заграничных толерастов! Еще один грузинский вопрос…

В те же годы, при жизни Агафоклеи Александровны, либо, скорее всего, после ее кончины, при наследнике Константине Марковиче Полторацком, прославленном генерале, ярославском губернаторе, Стасов реконструирует главный усадебный дом. Добавляет два суховатых ампирных флигеля и похожие на лошадиные стойла, но по-своему поэтичные галереи с тосканскими колоннами и очаровательными лепестками в полукруглых окнах, венчающих двери, которые ведут в парк.

Поплутав по пояс в непроходимой траве среди остатков, как утверждают, тоже созданной Львовым водной системы, выбираемся на еще один, современный, мост, состоящий из обшарпанной бетонной плиты. И по нему не спеша движемся к центральной, самой ценной части постройки.

Кривые вязы, плакучие ивы и серебристые тополя, поклонившись, безмолвно расступаются, будто верные старые слуги. И в ореоле кряжистых голых ветвей возникает величественный особняк с остатками продолговатого ступенчатого аттика и парадным вторым этажом с характерными для барокко квадратными проемами второго света.

Здание стоит на вершине пологого спуска к воде, и это придает ему дополнительную высоту и величественность. Сквозь осыпающиеся слои штукатурки проступают прежняя лепнина и детали из белого камня, и от обилия разностильного декора рябит в глазах.

Гораздо приятнее и спокойнее впечатление от противоположного северо-восточного фасада. Он соразмернее человеку и выведен в форме скрепки или буквы «п», с двумя, что несколько смущает, входными группами в крыльях. Украшения выглядят скромно, наивно и неказисто, что наряду с хорошими пропорциями позволяет предположить, что строил, конечно, не сам Растрелли, но, возможно, ученик из его мастерской, не самый способный и артистичный, но вдумчивый, усидчивый и старательный.

Этим и ценен дворец в Грузинах. По нему можно судить, как распространялась в провинции новая архитектурная мода в тот период, когда страна освободилась от гнета давления и репрессий, вздохнула, расслабилась и, хотя бы в некоторой части, попыталась жить в свое удовольствие.

Тут останавливались Елизавета и Екатерина II, многие друзья и знакомцы Пушкина. Из родившихся здесь – старший сын Полторацких Дмитрий создал первую в России игольную фабрику, использовал новейшие сельскохозяйственные машины и приемы землепользования. Федор Полторацкий наладил производство уникальных дормезов с потайными нишами для перевозки контрабанды. Павел открыл хрустальный завод и поставлял в Персию кальяны. Петр изобрел механические установки для замешивания теста и разработал технологию получения сухого бульона, первый в мире! Упоминавшийся Константин побывал в плену у французов, имел беседу с Наполеоном, многое сделал для процветания Ярославля и растратил почти все средства на поддержание Грузин в первозданном блеске[3].

Семейству Полторацких Тверская губерния обязана многими шедеврами архитектуры. Храмом Преображения Господня в Красном (по проекту Ю.М. Фельтена, точная копия Чесменской церкви), Петропавловской церковью в Загорье-Переслегине (повторение Иосифовского собора в Могилеве, спроектированного Н.А. Львовым), Борисоглебским собором в Старице и Христорождественским собором в Твери (последний по проекту К.И. Росси), Троицким храмом в Бараньей Горе (архитектор В.П. Стасов, переработанный вариант Спасо-Преображенского собора в Петербурге).

Большинство из них сейчас в том же полуразрушенном состоянии, что и Грузины. Упадок начался более двадцати лет назад, когда отсюда был выселен психоневрологический интернат. И вот еще неразрешимые грузинские вопросы: тот, кто сокращал социальную сферу, он что, не знал, что без обитателей подобные памятники обречены на гибель? Что по всей стране в деревнях и селах рядом с разрушенными храмами будут торчать обгоревшие остовы подвергшихся оптимизации школ, фельдшерских и акушерских пунктов, домов престарелых, сигналя местным и пришлым: бросайте всё и бегите отсюда, тут жизни нет! И – разве мало у нас сейчас людей, нуждающихся в лечении, внимании и заботе?

Погода постоянно менялась. То по шершавым стенам струились яркие солнечные лучи, то небо затягивали недобрые темно-синие тучи, то стелющийся вдоль реки ветер принимался яростно трепать прибрежный кустарник. Внезапно я вспомнил, что материал о Грузинах должен выйти в начале весны и редакция настоятельно просила сделать его, что ли, более позитивным, чтобы утешить измученные авитаминозом читательские души.

В поисках внутренней радости я похлопал себя по бокам, пару раз вяло подпрыгнул и подумал: «Может, спеть «Боже, царя храни»?» В голове родилась остроумная фраза: «Оптимизма и уверенности в завтрашнем дне ему добавляло то, что все его пессимистические прогнозы, как правило, сбывались». Оставалось найти способ вставить ее в текст.

Ни с того ни с сего вдруг стемнело, в сером воздухе образовалась дыра, и в меня швырнуло градом. Когда он растаял, из той же дыры материализовался напоминающий смолящего цигарку гиппопотама из «Ну, погоди!» местный житель, который выгуливал в парке маленькую собачку. Наплевав на социальные дистанции, он подошел прямо к нам, собака задрала лапу у двухсотпятидесятилетнего цоколя, а он с важным видом, который нашему человеку придают невежество пополам с самодовольством, принялся объяснять, что флигели построены при советской власти. Я смотрел на него и думал: как же он напоминает охранника, который в три часа ночи скребет снег под моими окнами!

[1] Разрушен в сороковых годах XX века.

[2] Известный автор Спасо-Преображенского и Троице-Измайловского соборов, Московских и Нарвских триумфальных ворот в Петербурге.

[3] Подробнее о младших представителях семьи – в статье В. Сысоева «Благотворительница А.А. Полторацкая». «Тверская старина» №27. Тверь, 2008.