То в кибитке, то в карете, то в телеге, то пешком…

От редактора

Год назад не стало Михаила Ершова.

С Михаилом как с автором я начал сотрудничать с июля 2016 года. За это время было опубликовано пятнадцать Мишиных материалов в журнале «Точка зрения» (редактором которого я имел честь работать) и десять – в журнале «Экземпляр». Также в 2018 году вышла в свет легко читаемая и прекрасно иллюстрированная книга «О, Тверь!», где автором основного текста являлся Михаил Ершов, исторических экскурсов – историк Андрей Чернышов, а редактором и по совместительству фотографом – редактор данного журнала.

Предлагаемая вашему вниманию статья «То в кибитке, то в карете, то в телеге, то пешком…» была первым материалом Михаила, опубликованным в журнале «Точка зрения», с которой и началось наше сотрудничество и которая сегодня публикуется в память о Мише…

Константин Саломатин

«То в кибитке, то в карете, то в телеге, то пешком…» Этими строчками из «Дорожных жалоб» 3 июня 1972 года встретил первых гостей Торжокский музей Александра Сергеевича Пушкина. С тех пор он расширился, пережил ремонт и реэкспозицию, которые, в общем-то, не затронули его научные и эстетические основы. По-прежнему стоит на улице Дзержинского, 71, бывшей когда-то Ямской – частью тракта Москва – Петербург. И по-прежнему располагается в деревянном, одноэтажном, напоминающем земскую школу (после революции здесь и была школа) особняке генерал-майора, участника войны двенадцатого года, раненного в Бородинском сражении, Петра Алексеевича Оленина.

Знакомство Оленина с Пушкиным началось в 1819 году в Санкт-Петербурге в доме его отца, президента Академии художеств Алексея Николаевича Оленина, где молодой стихотворец часто гостил и даже не на шутку увлекся дочерью Анной. Сватался, но получил отказ, причем ему дали понять, что он недостоин быть родственником высокого сановника. С тех пор отношения между Пушкиным и Олениным-старшим испортились («нулек на ножках» – так называл его поэт в черновиках), но дружба с Олениным-младшим сохранилась. И когда тот вышел в отставку и прочно осел в провинции, возможность увидеться с ним стала для Александра Сергеевича еще одним поводом время от времени вновь заглядывать в любимый Торжок.

Однако в доме на Ямской, доставшемся Оленину от родителей его супруги Марии Сергеевны Львовой (из тех самых Львовых, которым принадлежало имение Митино), Пушкин, скорее всего, никогда не бывал. Легенду о его визите сочинила и поддерживала праправнучка Оленина, оставившая воспоминания о том, как «солнце русской поэзии» пило тут чай из какого-то особого сервиза. Правда, другая праправнучка сей факт отрицала, а к 1980-м годам и исследователи пришли к выводу, что подобного быть не могло.

Ученые в поисках истины вечно с кем-то спорят, друг друга опровергают, но музей – учреждение государственное. Не станешь же каждый раз перевозить его с места на место! Тем более, гостиница Пожарских, где Пушкин точно ночевал в номере с эркером на втором этаже, ветшала, ремонтировалась, горела, и теперь на ее месте новодел. Исчезли с лица земли либо стоят в руинах прекрасные усадьбы, чьи устройство и повседневный быт служили поэту источником вдохновения. А дом Оленина жив и здравствует. В нем сохранились особая атмосфера и обаяние, так что даже сам по себе он заслуживает интереса.

Здесь не страдают от отсутствия посетителей. Бесконечный поток туристов, как правило, привносит в музейную жизнь нервное напряжение и заставляет делать акцент на заработке. Однако в Торжке, в целом, сохранили здоровое гостеприимство и интерес не только к бизнесу, но к предмету и к людям.

«Хождение по сукну доставляло физическое удовольствие» – с первых шагов по музею вспоминается эта фраза из булгаковского «Театрального романа». В данном случае физическое, даже физиологическое удовольствие вызывает сохранившийся в превосходном состоянии образец музейной экспозиции советского периода. Безусловно, в нем есть свои минусы, однако сосредоточимся на сильных сторонах: внятность, строгость конструкции, доля пафоса, простота и логичность решений, добротное, почти купеческое качество и редчайшая по нынешнему времени, хотя и чуть архаичная экспозиционная культура.

В содержании прослеживаются три внутренних линии. Прежде всего – «дорожные хлопоты» – ямщицкий и гостиничный быт начала XIX века. Гравюры с лихими тройками и почтовыми станциями. Монастыри, уездные городишки, встреченные по пути крестьянки со связкой баранок, колодцы, брошенные избы. Предметы дорожного обихода – карты, шкатулки, саквояжи, конская упряжь, валдайские колокольчики и даже сани. Написанный маслом на жести герб Торжка, прежде висевший в тверском Дворянском собрании, и изображение изобретательницы знаменитых котлет Дарьи Евдокимовны Пожарской кисти, предположительно, Т.А. Неффа.

Затем – торжокские знакомцы Пушкина и усадьбы Новоторжского уезда: от Василева и Митина Львовых до Грузин Полторацких и Прямухина Бакуниных. Особое волнение, как и все, что связано с эпохой «Вишневого сада» и модерна, вызывает альбом со старыми фотографиями и рисунками, принадлежавшими последней владелице особняка внучке Оленина Татьяне Петровне Балавенской. Мир старости, увядания – выцветшие глаза, складки морщин, сурово поджатые губы. Всё это выразительно запечатлено на небольших графических листах известного художника и скульптора Николая Андреева, создателя знаменитых московских памятников Гоголю и Островскому и, между прочим, автора того самого образа Ленина, который украшал советский партийный билет.

Вообще, сюжет о Балавенской, вынужденной продать загородные имения и доживавшей среди воспоминаний, мебели в стиле «жакоб» и многочисленных портретов предков (один из них – посмертный портрет Петра Оленина, приписываемый забытому русскому художнику Андрею Лашину), позволяет проникнуть в еще некоторые тайны оленинского дома. Со стороны улицы он кажется одноэтажным. Но на самом деле тут есть антресоли. Скрытая от туристов узкая деревянная лестница с покосившимися ступеньками ведет наверх, в скромные низенькие комнаты с обрамленными деревянными наличниками почти квадратными оконцами. Печи разобраны, в комнатах царят полумрак и какая-то трепетная, «доисторическая» тишина. Поскрипывают полы, гуляют прохладные сквозняки, принося с собой чуть ли не реальное дыхание прошлого. За окнами – тенистый сад, в котором не сохранились беседка, где пили чай, читали и пели романсы, погреб, каретный сарай с конюшней и домашний театр, но остался неизменным впечатляющий вид на противоположный берег Тверцы, на Борисоглебский монастырь и Спасо-Преображенский собор, построенный по проекту Карла Росси.

Наконец, третий, по понятным причинам несколько скомканно реализованный, раздел «Пушкин и Тверь», завершающийся круглым столиком с лежащим на нем фрагментом «Донжуанского списка».

Глинка, Кипренский, Радищев, Лажечников, Вульфы, Кутузов, Анна Керн… В небольшой экспозиции упомянуто не менее двух сотен имен пушкинских современников. Сами стенды, без дополнений экскурсовода, содержат любопытные свидетельства их жизни. Признаемся, что в таких случаях охватывает отчаяние – не то что осмыслить, но даже запомнить многое из того, о чем повествует музей, за время его посещения невозможно. Кроме того, память начинает играть злые шутки и фиксирует едва ли не самое банальное: какие-то черевички, едва способные уместиться на большом пальце ноги, вазон из тверского Путевого дворца. Но это хороший повод снова сюда вернуться. Лучше даже – предварительно посетив хотя бы одну из новоторжских усадеб, проникнувшись ее духом. Тогда музейное повествование перестанет носить отвлеченный характер, в витринах вы обнаружите знакомые виды и изображения чуть ли не старых друзей или родственников.

Подлинников немного. Помимо названных выше холстов – предметы одежды и обстановки, традиционные старые книги, пенсне, веера. Основная и парадоксальным образом наиболее ценная часть – превосходно оформленные копии акварелей, планов, карт и писем из других собраний. Это не принты и не сканы, а – что редкость! – кропотливая ручная работа. Большинство повторений выполнено советскими мастерами (среди них – достаточно точно передающий манеру и колорит оригинала «Портрет Екатерины Ушаковой»). Некоторые принадлежат XVIII и XIX векам, как, например, портреты Агафоклеи и Марка Полторацких, восходящие к первоисточникам, созданным гением русской кисти Дмитрием Левицким. Так что, в некотором смысле, Торжокский Пушкинский можно воспринимать как весьма привлекательный и, что крайне ценно, наделенный живой атмосферой времени и места вариант «виртуального музея», благополучно обходящийся без плазменных панелей и пюпитров с клавиатурой.

Казалось бы, такая особенность говорит не в его пользу. Однако оригиналы рукописей и гравюр разбросаны по столичным и провинциальным запасникам, либо не публиковались, либо опубликованы в плохом качестве и в редких изданиях, никогда не рассматривались комплексно и в силу многих причин недоступны публике, а иногда и исследователям. Тема путешествий и дорожного сообщения рубежа XVIII–XIX столетий и новоторжских дворянских гнезд имеет не только региональное, но и общероссийское значение, и маленькая провинциальная коллекция оказывается редким источником, где информация об этом проверена, отсортирована и собрана воедино. Поэтому и имеет смысл стремиться сюда – в кибитке, в карете, в телеге, пешком. То есть на велосипеде, в автомобиле или рейсовом автобусе. Тем более, что впереди лето – самое подходящее время для путешествий и новых впечатлений.