Трубниковы всегда здесь будут

Попетляв между деревьями, они вышли к лужайке, где увидели небольшой храм с белыми колоннами. Возле него стоял парень в замызганных фланелевых брюках и рубашке ядовито-зеленого цвета.
– Невероятно, – посетовал он, – как только можно до такого додуматься! Храм сооружен не более года назад… в целом неплохо и в стиле поместья. Но здесь, затерянное среди деревьев, это сооружение кажется жалким уродцем… оно скрыто от глаз…

Агата Кристи, «Конец человеческой глупости»

У каждой дороги свое настроение, своя атмосфера.

Попадая на старицкий тракт, вырываешься на продуваемый свежим ветром простор. И с пологого холма словно бы перекрикиваешься через окутанные туманом овраги с другими, уходящими за горизонт вершинами, омытыми дождями, осиянными солнцем, где стоит на страже великое древнее прошлое и рождается юное будущее.

Узкая трасса на Бежецк с бесконечными зигзагами, дымом от свалки, латанным-перелатанным асфальтом, грунтовыми нычками в сером пыльном кустарнике вдоль шоссе и, главное, какой-то давящей ношей будничности, измотанности – путь в неизбывное настоящее. 

Дабы избежать «эффекта паники» (термин возник, когда после сорока минут езды по ухабам и лужам вдоль реки мы оказались в деревне Паника, у моста, существующего в воспаленном воображении гаджета, но отнюдь не в реальности), включайте навигатор лишь после того, как доберетесь до развилки Застолбье – Рамешки – Ново-Михнево и повернете направо. Теперь пусть он прокладывает свой маршрут, а вы просто езжайте по грунтовке, выровненной грейдером, водитель которого, кажется, куда-то спешил и не слишком любил свою работу.

Ирония в том, что направляемся мы в усадьбу Михнево, один из владельцев которой Арсений Никанорович Трубников (1821 – 1886), инженер-подполковник, земский деятель консервативных убеждений и прогрессивных мыслей и дел, занимался, в частности, улучшением системы губернских трактов. Он на свои средства спроектировал и проложил несколько участков дороги на Тверь, что, по воспоминаниям родственников, позволило ему добираться туда за шесть часов вместо прежних двенадцати.

В Новиково обратите внимание на пару двухэтажных домов, чьи деревянные срубы возведены на расчищенных краснокирпичных основаниях деревенских лавок, скорее всего, позапрошлого века. Отметьте про себя название следующей деревни – Ручьи. Очевидно, как раз поблизости бьют родники, которые питали и питают до сих пор каскад прудов, ныне заросших и заболоченных, куда вскоре вы попадете.

Остатки большого прямоугольного пруда окружены густой березовой порослью, что напоминает пейзажи выпускника Академии художеств Суходольского, где так же у воды среди берез веселятся нарядно одетые крестьяне. Ассоциация не случайна – в свое время все тот же Арсений Никанорович Трубников выделил часть своего парка для проведения народных гуляний. Еще он содержал школу для крестьянских детей (там преподавала его дочь Елизавета Арсеньевна), а самых способных отправлял учиться в Подмосковье.

Поднимаясь из небольшой низины, не пропустите: справа у дороги, между двух высоких облезлых елей должен быть узкий проем в глухую и темную, как пещерный свод, аллею, ведущую к главному дому. Вам туда. Ели посадили в советский период, когда здесь располагался дом отдыха Калининского вагонзавода, в годы перестройки попытавшийся стать независимым коммерческим предприятием и, естественно, дотла сгоревший, из-за чего и погибла усадьба. Посадили слишком часто, отчего нижние ветви засохли, но верхние живы. На земле валяются свежие шишки, гладкие, плотные, маслянисто-коричневые, вместо того чтобы ступать на них, рефлекторно отдергиваешь ноги.

Руины главного дома до сих пор поражают монументальностью, непреклонной внутренней силой. И варварская средневековая глушь вокруг даже обостряет это впечатление. Дом стоит, как верный присяге чиновник или гвардейский офицер, строгий, взмывающий ввысь, во всех смыслах симметричный. Он компактный, двухэтажный, прямоугольный в плане. Четырехколонные портики и девять окон на северном и южном фасадах. Семь оконных проемов и мощные аттики с полуциркульными окнами – на западном и восточном.

Небольшой партер, очерченный оградой на тяжеловесном высоком цоколе, и слишком явно замкнутое двумя солидными каменными флигелями пространство двора наводят на мысль, скорее, не о сельской усадьбе, а о парадном городском ансамбле, что по-своему логично. Сейчас эти места кажутся забытыми Богом и людьми, но на самом деле Михнево расположено на перекрестке важнейших для своего времени официальных, деловых и церковных путей: Торжок – Кашин и Тверь – Бежецк. И для начала XIX века, когда усадебные постройки были воздвигнуты, очень любопытно, что планировка и внешний вид сооружений являли всем, кто странствовал по этим дорогам, не сумасбродные барские затеи, а разумный, элегантный и слегка официозный стиль государственных служащих.

Впрочем, если на основное здание у архитектора достало чувства меры, то, обратившись к малым формам, он категорически перестал сдерживать себя и явил миру несуразную, как соломенное пугало, сторожку и того же вида, правда, по-своему обаятельные, перегруженные деталями башни главных ворот, характерные для раннего российского классицизма. Что до декора, то дважды на главных фасадах и по одному разу на торцах повторяется по-настоящему изящный мотив. Над тремя окнами нижнего этажа – замковый камень и объединяющая окна п-образная рама. На втором этаже – посередине венецианское окно, центр которого обрамлен красивыми колоннами с аркой, а по бокам круглые медальоны.

В архиве Тверской области хранятся изъятые из усадьбы бумаги, свидетельствующие, что Михнево и соседнее имение Аннино принадлежали роду Трубниковых, как минимум, с 1797 года. Каменные постройки возвел, скорее всего, поручик Трубников Никанор Иванович (1774 – 1852), прах которого покоится неподалеку, в древнем селе Застолбье у храма Вознесения Господня.

На основе архивных документов опубликованы две статьи «Штрихи к портрету российского консерватора» С.Г. Куликовой и «Аннино и Михнево» И.В. Мироновой. К ним добавились впервые вышедшие в России мемуары «От Императорского музея к блошиному рынку» Александра Трубникова (1882 – 1966), главного хранителя Эрмитажа, основателя знаменитого журнала «Старые годы», эмигранта, а также изыскания рамешковских краеведов и письма и фотографии живущих в нашей стране и за границей потомков дворянского рода. В Тверском краеведческом музее, должно быть, можно посмотреть михневские кавказское кремневое ружье и фарфоровую шоколадницу. Там же – картина с дореволюционным видом усадьбы.

Во всех публикациях на первый план выходит фигура уже упоминавшегося Арсения Никаноровича Трубникова, человека, по всей видимости, яркого, достойного, сложного. Он рачительно вел хозяйство, помогал крестьянам, искоренял пьянство, постоянно судился со злоумышленниками, вел дневник и писал философские статьи, утверждая, что Бог – во всех явлениях духовной и физической жизни.

Стремление выразить себя посредством литературного творчества передалось и младшему поколению. В 1890 году под надзором любящих дядюшек и тетушек местная молодежь выпускала рукописный журнал «Осколки нашего кружка». Редактировали и издавали его барышни, а сочиняли кавалеры, «стремясь отразить то общество, которое его читает и пишет». Михайлов – «честолюбивый офицер, не лишенный воображения». Трубников – «очень худой и довольно противоречивый молодой человек». Корвин-Литвицкий – «непоседа,
пользующийся успехом у женщин, но склонный играть в чувства» (в 1917-м погиб при пожаре, устроенном крестьянами в его сельце Афатово). Сидоренко – «очень молодой и безнадежно влюбленный в одну из дам». Селигеров – «острый на язык шутник, но тем не менее достаточно робкий в глубине души»[1].

Хрупкие пожелтевшие страницы сохранили и произведение местной поэтессы, которая потом не без тайной гордости опровергала упреки, что не могла так хорошо написать и стихи принадлежат не ей, а маститому автору:

В серебряном блеске луны молодой 
Спит сладко усталая Газа. 
В природе все тихо, все дышит весной, 
Порою любви и экстаза…

С этими нелепыми строчками рифмуются башни расположенных слева от дома ворот, по всей видимости, служебных, чуть более простых по декору и от этого более выразительных. В их классических нишах и облупленной штукатурке, несомненно, тоже есть нечто поэтическое: то ли от часовни Девы Марии на заброшенном кладбище, то ли от фонтана, устроенного на обочине навсегда заглохшей дороги. И – нечто неуместное, хотя именно они останутся в памяти главным лейтмотивом усадьбы.

Нечто неуместное, как в «глупости» – белой беседке, воздвигнутой не вовремя и не там, где надо, из романа Агаты Кристи «Конец человеческой глупости». Оттуда же и фраза, использованная в названии этих заметок. «Фоллиаты всегда здесь будут», – произносит девяностолетний старик-арендатор, намекая, что прежние владельцы усадьбы вернулись под чужими именами.

Конечно, Трубниковы в Михнево не возвращались. Были они отнюдь не идеальны. Одно слово – дворяне, крепостники. Но только их цивилизующее влияние и сохраняется вопреки всему в этих замечательных, но порядком одичалых местах. Прошло столетие, как их изгнали (после революции учительнице Елизавете Арсеньевне Трубниковой еще дозволяли какое-то время жить при усадьбе, но потом в двадцать четыре часа, без вещей выставили и ее, что вызвало протест у местных крестьян). Но не появилось тут новых дорог и мостов, красивых, крепких и целесообразных построек, облагороженных ручьев, школ и больниц. Так что Трубниковы будут здесь всегда. Правда, и глупости человеческой, увы, нет предела.