Экслибрисы итальянского художника Транквилло Марангони

Тот, кто работает руками, – рабочий.
Тот, кто работает руками и головой, – мастер.
Тот, кто работает руками, головой и сердцем, – художник.
Франциск Ассизский

Как говорил один известный немецкий философ, бытие определяет сознание. Однако бывают люди, ломающие это выражение. Люди удивительной судьбы, чья неординарность, ум и мощь воли вырывают их из тесных рамок жизненных условий. Так, в итальянском городке Поццуоло-дель-Фриули в семье столяра 1 апреля 1912 года родился мальчик Транквилло, отвергший уготованную ему судьбу католического священника и ставший крупнейшим ксилографом[1] XX века и президентом Ассоциации графиков Венето – крупнейшего объединения ведущих итальянских художников Венеции, Феррары, Удины, Падуи и т.д.

Совершенно невозможно представить такого темпераментного и неутомимого в работе человека, как Марангони, в роли провинциального клирика. Верна заметка близкого друга художника Карло Кьеза, писавшего: «Транквилло – по-итальянски «спокойно». Но Транквилло Марангони – это всё что угодно, только не спокойствие!» Сотоварищи же по творчеству прозвали его еще хлестче ‒ жуком-точильщиком, ибо, как они говорили, «он настолько сросся с деревом, что, кажется, врос в него целиком». Такие характеристики современников говорят о том, что неслучайно Марангони был избран президентом Ассоциации графиков Венето. Возможно, именно его горящее сердце смогло сплотить художников, занимающихся различными видами тиражной графики, и сделать ассоциацию фундаментальной базой для возрождения искусства ксилографии в послевоенной Италии.

Сам Марангони работал исключительно в технике ксилографии, будучи при этом самоучкой: семья художника не могла позволить себе оплатить учебу сына. Однако страсть к дереву у Транквилло была в крови. Проводя всё свободное время в отцовской мастерской, он осознал свое призвание. Переход от ремесла к искусству произошел у Марангони так естественно, словно по заранее намеченному плану.

Как проходило превращение юноши в мастера, как формировалась манера Марангони, можно проследить в его экслибрисах. Экслибрис, или книжный знак ‒ вклеенный в книгу небольшой бумажный ярлык с именем и фамилией владельца книги и рисунком, рассказывающим о его интересах, увлечениях или профессии. Многие мастера гравюры ХХ века отшлифовывали свою технику и графические приемы именно в работе над книговладельческими эмблемами. Так и в экслибрисах Марангони можно прочувствовать всю «кухню» творческого поиска художника. Здесь можно видеть влияние и итальянского неореализма послевоенных лет, и фресковых приемов его современника живописца Массимо Кампильи (1895–1971). Не могло не сказаться на художественной манере Марангони и богатое художественное наследие Италии. Он изучал этрусскую архаику, интересовался итальянской готикой, особенно искусством витража. Забегая вперед, скажем, что лаконизм, декоративность и двухмерность, родственная витражу, стали характерными чертами поздних работ автора. Их яркое воплощение мы видим в экслибрисе для Джузеппе Каути («Ex Libris Giuseppe Cauti»). Сначала мы видим цельную форму, знак и лишь потом различаем отдельные изображения и детали, коими насыщена композиция. Перед нами целый ребус, головоломка из рисунков и текста. Можно долго раздумывать о заключенной в этих символах информации. Один из них – высокий наклоненный маяк, светящий вдаль мощным лучом. Как известно, маяк – символ верного пути и надежды. В направлении света маяка по извилистой дороге мчится автомобиль. Немного проясняет, а может и раскрывает полностью, смысловую нагрузку произведения надпись в белом овале, гласящая «etenim non potuerunt mihi». Это лишь часть текста 128-го псалма из Вульгаты – латинского перевода Библии. Полностью фраза пишется и переводится как «saepe expugnaverunt me a iuventute mea etenim non potuerunt mihi» – «много теснили меня от юности моей, но не одолели меня». Звучит как эпиграф к биографии самого Марангони.

Для Марангони характерна драматичность видения бытия. Основной линией своего творчества он выбрал тему страданий и мук человека на земле.

Но представляет он ее не через призму пессимизма. Его герои сродни героям античных трагедий, у которых мысль о радости бытия не умирает даже в неравной борьбе с роком. У Марангони нет ни одного сдавшегося, поникшего или нерешительного персонажа. Например, экслибрис Йохана Швенке («Ex Libris Johan Schwencke»), где изображена одинокая, но сильная женская фигура, взывающая о свободе. Автор начал пробовать себя в экслибрисах в 1942 году, поэтому это показательный пример ранних работ художника. В произведении уже видны черты его индивидуальной творческой манеры. Композиция еще прямоугольна, уравновешенна и, можно сказать, скучна, но наполнена характерными для Марангони вещественно-утяжеленными формами и внутренней динамикой. Женская фигура среди скал едина с землей, на которой она стоит или даже готова защитить ее собой. Мастер мыслит плоскостями, работая от темного пятна, давая энергию силуэту белым контуром и линиями. Искажения в пропорциях фигуры, положенные на форму разнонаправленные штрихи, будто бы лишающие тело кожи, темные впадины вместо глаз говорят, что искусство Марангони не про «красивое» и «изящное». Это художник послевоенной Италии, показывающий через образ и личные ассоциативные решения реальную жизнь.

Нет сомнений в том, что вписанные в композицию латинские крылатые выражения, высказывания античных авторов или же цитаты из библейских текстов – это особенность экслибрисов Марангони. Расшифровывая их, глубже понимаешь подтекст изображения. На экслибрисе Лоренцо Спаллино («Ex Libris Lorenzo Spallino») в свободной от привычной прямоугольной рамки композиции показан человек, срывающий плоды с дерева фантастической формы. В этой фигуре, кажущейся архаичной, с лицом-маской, заключен образ земного человека. Изображенное же дерево, как подсказывает наш культурный код, ‒ древо познания. Внизу на черной странице книги написано изречение Сократа: «Я знаю, что я ничего не знаю». Или же экслибрис инженера Джанни Мантеро («Ex Libris ingegnere Gianni Mantero»), где могучий атлант с пламенеющим сердцем держит на своих плечах небо, а надпись на латыни «semper immota fide», говорящая о его непоколебимой вере, усиливает впечатление. Мы видим бесстрастное и спокойное лицо персонажа, но он зажат как в тиски архитектурными деталями, а прорисовка мышц передает мучительную тяжесть. В этом противоборстве жизни и смерти, свободы и оков, желаний и непреодолимых преград – весь художник с его темпераментом и жаждой созидания.

В прошлом столетии существовала тесная культурная связь между итальянскими и советскими мастерами экслибриса. Художники создавали, порой не без дружеской иронии, книжные знаки друг для друга, дарили их на творческих встречах или пересылали по почте. Сейчас же имя художника Транквилло Марангони, который обозначил направление в европейской гравюре 1950–1960-х годов, почти неизвестно российскому зрителю. Произведения автора практически не оседали в музейных коллекциях. Собрание экслибрисов Марангони в Тверской областной картинной галерее невелико: насчитывает двенадцать произведений. Но тем и ценнее эти графические миниатюры. Их можно видеть в экспозиции на периодических выставках графики и электронных ресурсах музея. А это значит, что бережно хранятся не только предметы искусства для будущих поколений, но и память о людях, их создавших.

[1] Ксилография – техника высокой печати на бумаге, где изображение получается путем оттиска с деревянной печатной формы.