Форточка

 

Воскресные танцы

Мимо музыки танцуют
Абсолютно все, все, все.
В глине тапочки буксуют,
Дождик каплет – быть грозе.

Здесь не клуб, а танцплощадка –
Вмиг промокнешь до трусов.
Страж порядка для порядка
Бьет мокриц и мокрецов.

Если вырубили рупор,
Продолжаем танцевать.
Это страшно, это глупо,
Мы придем сюда опять.

 

***
Луч звезды, сто веков как остывшей,
Без остатка сгоревшей звезды,
К нам тоннель ржавой ложкой прорывший…
Сколько зим, говорим, вот и ты.

В дом заводим, отдельно стоящий,
Весь из бурого дом кирпича,
За рукав в место жительства тащим,
Трубкой потчуем брата луча.

Вкусный дым поднимается в череп,
Лиловеют его завитки
Скорлупу тонкостенную через,
А глаза далеки-далеки.

Может, в диких степях Забайкалья…
Уж не этот ли самый Байкал
Восвояси тебя отзеркалил?
Ты вернулся и всё отыскал,

Что на славу мать-тьма сохранила,
В ком свои прозревает черты –
Карамазов, Обломов, Манилов…
Вот и ты говоришь, вот и ты.

 

***
Та же дева в том же телефоне,
Тот же я на том же лет на склоне.
Взгляд мой укоризненно-игрив.
Как же им не холодно в капроне?
Не понять. А что вообще ты понял,
Пятернею взрыв немало грив?

Голубицы, горлицы, орлицы –
В общее пятно слились все лица,
И тому пятну под пятьдесят.
Знай скрипят, как в бане половицы,
Те не те, и в этих не влюбиться,
Не люблю молочных поросят.

Не затеять флирта без пол-литра,
Вылить бы обратно всё, что влито,
Накрепко зашиться с юных лет,
В нужную шагнуть из ста калиток,
Выменять Ассоль за сто Лолиток
И вдвоем уплыть к другой земле.

Ничего ни в чем не понимаю.
Сам дерусь и сам же разнимаю:
Есть здесь что-то, стоящее драк?
И покуда пауза немая,
Выпавшую челюсть поднимаю
И веду соперника в кабак.

 

Форточка

Повторно открыть не попросит окна.
Тебя не расслышали, ну же!
Но словно пожаром гортань сожжена
И оловом залиты уши.

В трамвае, расшатанном, как дровенник,
От зноя я мучаюсь тоже
И тоже немотствую, глядя на них –
Собратьев моих краснокожих.

Молчим, будто знаем, глаголы не те
Исторгнет наш зев коммунальный,
А те – на дельфиньей звучат частоте,
Сплетаясь в этюд музыкальный.

Лишь старый кондуктор бранится и прет
Сквозь строй кардиганов и маек,
Рывком запускает в вагон кислород
И музыки не понимает.

 

***
Въезжают люди, начинают жить.
Мне нравится бродить у них под носом,
С тем трепетом считая этажи,
С каким изгнанник тянется к березам.

Я всюду жил, да только позабыл.
Читал сынишке, люстру где-то вешал…
Я из окна рассветного любил
Расслышать залп лирический скворешен.

Пусть ни на что не сохранил я прав
Здесь, окромя пичужьей перестрелки,
На свалку выносимый книжный шкаф
Оставил шрам глубокий на побелке.

 

Всех с весной!

Нет, не зря купить билеты
Нас подвигли небеса!
Сгусток света из цветмета
Горло драл аж два часа.

Счастье близко, солнце низко,
Но на солнце жить нельзя.
Только для саксофониста –
Где он хочет, там и зя!

Гастроном, галантерея,
Вечер, выгнутый трубой.
В джазе девушки, евреи…
Ты да я, да мы с тобой.

 

Курорт

Так вот ты какая, морская волна!
И вот он, какой твой цвет.
Похожего цвета моя жена
Недавно купила жакет.

Ей так и сказали: морской, мол, волны,
Она и разинула рот,
Но скрыли, что море бывает ночным
И ночь его цвет крадет.

Я раз, после ужина, к морю ходил
И плавал в нем нагишом.
И так далеко в темноте заплыл,
Что берег едва нашел.

И были волны морские черны,
Как будто их вовсе нет,
И не было цвета морской волны,
Которого жонин жакет.

 

Эвтерпа
И. Иртеньеву

Подходит площадь трех вокзалов
К махнувшей на себя судьбе.
Велит во что бы то ни стало
Играть в подземке на трубе.

А ты, артачась своевольно,
Гусей по глупости дразня,
За дудку вырученный стольник
Меняешь на глоток огня.

Когда бы не разлад с трубою,
Сновали б пальцы, рот плевал,
В лицо, как пламя, голубое
Мент кулаков бы не совал.

Плюс компенсацией оваций
Из шапки меди зачерпнуть,
В буфет Казанского ворваться,
Чтоб добрым словом помянуть

Ту, что не раз уж выкупала,
Платя несметное бабло,
И в губы мертвые втыкала
Едва живое ремесло.

Трясла и по щекам хлестала,
Как будто в мире нет страшней
Привычной площади вокзалов
Без тихой музыки под ней.

 

***
«Нет, – сказав, – не по пути нам», –
Зонт сбежал от господина,
Взад-вперед вертит башкой,
Над Москвой летит рекой.

Туристической артели
Явно не до Церетели –
Зонтик по небу летит!
Что им Петр и что им гид.

На воде кружки, барашки.
Парики, зонты, фуражки
Ротозеев всех времен
Снял турист на телефон.

Пестрый рой летит всё выше –
Где Карелия и Кижи,
Где поморы день-деньской
Бьют навагу острогой.

Ветр порывистый и шквальный
Тополь гнет пирамидальный,
Щит рекламный парусит.
Над Кавказом зонт висит.

Шелестят на шляпках ленты,
Что Ташкент, мол, город хлебный
И роскошный ряд мясной
За китайскою стеной.

Турбулентность, перегрузки.
Город Горький, остров Русский
Зонт упал давным-давно,
Продолжается кино.

Проясняется диагноз:
Мы никто и звать никак нас.
Пляшет дура с дураком,
Машет дура париком.

 

Город-музей

Всех милей нам миф, в котором он
Крышкой с закипающей кастрюли
Снят был кем-то, и его минули
Катарсис, коллапс, Армагеддон.

Мысль дика, что человек с ружьем
Безотказной «мосинской» системы
Взял на мушку купола и стены –
Так он стал летучим кораблем.

Все церквухи в нем, монастыри
Ленина целее в мавзолее.
Если, как поется, заболею,
В Суздаль мне поездку подари.