Стоп игра!

А.В. Сухово-Кобылин, «Свадьба Кречинского» (комедия-аттракцион)
Режиссер-постановщик: заслуженный деятель искусств РФ Михаил Борисов
Художник-постановщик: Степан Зограбян
2019г

«Если театр не занимается человеком, анализом событий, явлений, то нужно закрыть этот театр», – обмолвился в одном из интервью художественный руководитель Театра имени Евгения Вахтангова Римас Туминас. В Театральном институте (бывшем училище) имени Щукина он числится руководителем курса и формально подчинен профессору, зав. кафедрой режиссуры Михаилу Борисову, более известному как ведущий «Русского лото». Утверждать, что Борисов поставил «Свадьбу Кречинского», следуя традициям вахтанговской школы, о которых написано множество книг, которые изучают студенты упомянутого вуза и про которые сами вахтанговцы в интимной беседе слегка подшофе скажут: «Ты понимаешь, старик, за сто лет ничего не придумали, кроме как «всё то же самое, что у Станиславского, только искристее и с канканом»». Так вот, утверждать, что Борисов поставил в Твери талантливый, содержательный спектакль, адресованный зрителю, мало-мальски знакомому с историей искусства и не оставляющему в гардеробе голову вместе с пальто, всё равно что верить, будто устроители лотерей в первую очередь пекутся о благосостоянии граждан, а не о содержимом собственных бумажников.

Он попытался превратить пьесу в аттракцион, родственный тем, на какие в старом брезентовом шатре неподалеку от рынка и городского суда, разинув рот, дивятся провинциалы, и сделал главного героя столичным гастролером-иллюзионистом. В роскошном фраке, цилиндре и демоническом черном плаще актер Тарас Кузьмин чуть было не достигает вальяжной элегантности Игоря Кио.

Между тем если подходить к литературному материалу с сегодняшней точки зрения, то уникальный его интерес состоит в том, что Сухово-Кобылин написал бытовую трагикомедию об игромане, патологически зависимом от адреналина, который получает во время карточной игры, не останавливающемся ни в выигрыше, ни в проигрыше. Амбициозном, страстном, по-видимому, одаренном человеке, не способном щадить ни себя, ни тем более тех, кто попадает под руку. В этом смысле он, скорее, скрывающийся в цирке бастард, метатель ножей или канатоходец без страховки, сопровождаемый убогим двойником Расплюевым.

По традиции, установленной Игорем Ильинским в давней постановке Малого театра, в этой роли принято изображать страдающего «маленького человека». Но вообще-то, шулер Расплюев принадлежит к породе тараканов, которые выживут даже при ядерной зиме. «Тайные омуты» Сухово-Кобылина в том и состоят, что постоянно страдающий от ломки герой держит Расплюева не ради мелких поручений и не как шута, а как зеркало, в которое вглядывается с отвращением и не без трепета. Задолго до Достоевского и Оскара Уайльда драматург предугадал взаимопритяжение Ивана и Смердякова, Дориана Грея и его портрета.

Пройдитесь к киоску «Русского лото» – какие только типы вам там не встретятся! Военный пенсионер, опасливо, как ядовитых змей, вытягивающий билеты по сложной, одному ему понятной системе. Жизнерадостные курносые школьники, стиснувшись в кучку, пересчитывающие ржавые, выбрязганные в земле рубли. Старуха в длинном дырявом пальто без пуговиц, повязанная ремнем, достающая из обшлага толстую пачку выигравших купонов. Это всё подлинный, завораживающий театр жизни, разворачивающийся в двух шагах от нас! Неточность прочтения, «зарежиссированность», отказ от стремления честно говорить о себе, исследовать мир и опираться на реальный жизненный опыт привели к тому, что на сцене Тверского академического театра драмы воцарилось, на мой взгляд, пусть и добротно сделанное, но поверхностное и пошловатое, довольно-таки вторичное зрелище, боюсь, в силу именно этих качеств пользующееся некоторым успехом у публики и, следовательно, благоговением дирекции.

Родственными узами данный «Кречинский» связан не с «Принцессой Турандот», где яркая театральная форма была оправдана особенностями драматургии и парадоксальным, но фантастически глубоким и тонким ощущением современности. А скорее, со специфическим жанром энергично-бравурных «капустников», в середине 1990-х появившихся в «Сатириконе», позже добравшихся до Арбата, Малой Бронной и Камергерского переулка, где в «Тартюфе» Нины Чусовой Олег Табаков выходил на сцену в тельняшке и телогрейке откинувшегося зэка и срывал аплодисменты узнаваемыми интонациями кота Матроскина, а к началу 2010-х совершенно исчезнувших из репертуара. Кульминацией в их недолгой истории стала современниковская «Гроза». Занятая в том спектакле Елена Яковлева рассказывала, что актеры между собой называли его «А давайте попробуем», поскольку с подобной фразы начиналась каждая репетиция: «А давайте попробуем, что монолог «Отчего люди не летают» произносит не Катерина, а Кабаниха?» А, давайте…

Взвинченный темпоритм, эмоциональная тяжеловесность, недостаток полутонов и, главное, паническая боязнь, как бы зритель не задумался и не заскучал, и оттого стремление постоянно его развлекать. Приемы и штампы тех постановок легко обнаруживаются в «Кречинском». Если в тексте упоминается голубятня, из динамиков раздаются «Летите, голуби». Если речь заходит о молодом бычке, один из участников нацепляет маску с рогами и изображает корриду. Если говорят о женщине, которую Кречинский соблазнил и бросил, она тут же является на подмостках, и не одна, а в сопровождении целого табора – с неизбежным исполнением страстного цыганского романса. Если главный герой намеревается произнести монолог о пользе жизни в деревне, то принимает менторский вид, а окружающие рассаживаются, сдвинув колени, как первоклассники, и тянут руки, чтобы задать вопрос.

Добавим дверной звонок в форме Царь-колокола и копию памятника Минину и Пожарскому в натуральную величину, указывающие, что действие происходит в Москве, но ничего более к нему не добавляющие. Все эти, по-моему, не слишком оригинальные трюки, иллюстрируя буквально каждую фразу, касаются деталей, в основном малозначительных и второстепенных, и лишь замедляют ход спектакля, отнюдь не проясняя, о чем он и зачем. Справедливости ради отмечу: Кречинский ночует в странном подобии склепа, пластикового кокона и солярия – и это выглядит любопытно и жутковато. Вообще, нечто выморочное, недоброе легкой рябью, действительно, маячит где-то на втором плане борисовской постановки. И в декорациях, возведенных лауреатом «Золотой маски» Степаном Зограбяном, нет той нежности, наивности и печали, той одухотворенной волнующей красоты, ради которой стремились в цирк Чаплин, Феллини и Дунаевский.

Среди исполнителей точнее попадают в стилистику спектакля Илья Быков (Федор) и Олег Хрычев (Расплюев), которых Михаил Борисов привел с собой из столицы. В отличие от тверских актеров, психологически нагружающих каждую фразу, они ловко барабанят текст, донося при этом его основной смысл и не упуская из виду перспективу и общее настроение зрелища.

Давно не было повода сказать что-то хорошее о Никите Березкине. Дальний родственник госпожи Мерчуткиной купец Тимофей Тихомирович Щебнев, пришедший требовать карточный долг, накрепко приклеился к его коже. Березкин играет бодро, аппетитно, не без явного удовольствия, и небольшой комический эпизод приобретает черты фантасмагории и гротеска. К сожалению, у него нет достойного завершения, но тут уже претензии к постановщику. Кречинский выставляет Щебнева в дверь, тот «лезет в окно» – тут и следовало бы вспомнить о заявке на жанр циркового аттракциона и придумать для персонажа эффектные появления, хотя бы из подвального люка, из директорской ложи или с колосников.

Выразительные черты бытовой характерности нашла для незамужней бездетной тетки Анны Антоновны Атуевой заслуженная артистка России Валентина Мартьянова. Пожалуй, не стоило лишь так напирать на эротическое влечение к Кречинскому и поискать более расхожие, вызывающие понимание и сочувствие житейские мотивировки, расширяя и очеловечивая содержание этой служебной – так уж она написана – роли.

«Веселая, темпераментная, добрая, отзывчивая, трудолюбивая» – так пишет о себе на сайте одного из кастинговых агентств прошлогодняя выпускница Щукинского училища Аманда Кварацхелия и уже раздает интервью и «убеждена, что может сыграть всё, сколь бы нескромно это ни звучало». Был бы совсем не против, если бы Лидочку Муромскую она играла именно «темпераментной и трудолюбивой», а еще исподтишка манипулирующей отцом и лелеющей тайные планы по завоеванию столицы. То есть живой девушкой из плоти и крови, талантливой от природы и дурно воспитанной, чей тип доминирует в русской уездной провинции начиная как минимум с XVIII века и никуда не исчез и сегодня. К огромному сожалению, наигрывая и фальшивя, Кварацхелия буквально выдавливает из себя надуманный образ покорной папеньке и судьбе «небесной ласточки», заодно запутывая мотивировки роли Муромского-старшего, в которой пребывающему в неплохой актерской форме заслуженному артисту Сергею Коноплеву ничего не остается, как вместо зажиточного ярославского помещика себе на уме, проколовшегося на бычке, изображать раздавленного жизнью штабс-капитана Снегирева.

Если бы Лидочка была невинным ангелом, она еще в деревне нашла бы себе какого-нибудь нищего поручика, влюбилась и категорически воспротивилась отъезду. Здесь же, в Москве, она делает первую в жизни большую ставку, проигрывается в прах и в момент отчаяния неожиданно обнаруживает гордость и силу воли. Как и с Софьей из «Горя от ума» Грибоедова, интереснее всего, что с ней будет дальше – вслед за тем, как закроется занавес.

В очередной раз после «Онегина» ведущий молодой актер Тарас Кузьмин получил роль, которую вполне заслуживает своим положением в театре и дарованием, но не получил в самой роли сколько-нибудь серьезных, способствующих творческому росту задач. Если в инсценировке пушкинского романа он был более расслаблен и предоставлен самому себе, то тут вынужден встраиваться в заданный режиссерский рисунок, что делает, как мне показалось, не без усилий, несколько тяжеловато, словно кондуктор, догоняющий собственный трамвай. Конечно, талант, обаяние, блеск, чувство юмора, экономно используемые энергетика и темперамент, уникальное чутье на современную интонацию никуда не делись, и поклонники и поклонницы убеждены, что премьеру стоило посетить исключительно ради Тараса. Но всё-таки хочется, чтобы актер вышел, наконец, из зоны комфорта и сделал то, ради чего, собственно, и дан ему талант: сыграл – непредсказуемо, самоотверженно, мощно, поведя за собой театр и зрителей. Чтобы доклад о деревне превратился в пламенный призыв, доброе пожелание, ультимативное требование, вопль отчаяния, униженную мольбу обеспечить господина Кречинского М.В. впрок и немедленно выдать ему сто рублей ассигнациями. Чтобы главный герой мучился, скучал, томился, презирал себя, боролся с собой, тосковал оттого, что вынужден тратить время на всякий вздор, когда там, всего в двух шагах рассыпаются в прах и возвышаются судьбы, целует в темечко госпожа удача, идет настоящая игра.