Превратности виртуальной любви в новогоднюю ночь
Петров уже шестой час тупо гонял по коврику мышь. Перед глазами всеми цветами радуги сверкали рекламные баннеры с елками-подарками, приплясывающими и подмигивающими снежными бабами, красноносыми, от водки, Дедами Морозами и откровенно распутными Снегурками в шубках типа бикини. Однако тащили они отнюдь не в виртуальные постели. Петров доверчиво кликал на эти весьма примитивные приманки и попадал не на порносайты, а на какие-то склады сантехники, в автомобильные магазины, в компьютерные шопы и мебельные салоны… На иное и рассчитывать не приходилось, поскольку русский сегмент интернета стремительно превращался в тотальное торжище. То есть вся эта виртуальность самым естественным образом сращивалась с законной реальностью, где законы маркетинга были гораздо актуальнее фундаментальных физических и биологических законов.
Собственно, Петров и сам не знал, чего хотел, что искал в безбрежных просторах Сети. И счастия не искал, и не бежал от оного. Просто убивал время, уплаченные провайдеру деньги и тормозил деятельность мозга. Потому что если в его положении мозг не притормаживать и не притуплять, то он начинал усиленно генерировать совершенно упаднические мысли о том, что вот он сидит один, как собака, денег нет, друзей нет, женщины нет. И это за несколько десятков минут до Нового года. А там, глядишь, и конец света точно так же незаметно подкрадется. А он не готов!
И он сидел перед монитором, который бомбардировал его электронами и подавлял нормальные рефлексы агрессивной компьютерной графикой, отвлекающей от мыслей об одиночестве, об отсутствии денег и друзей, о недоступности женщины, о приближении Нового года, а может быть, и конца света.
Его почтовый ящик уже давно зарос паутиной, а в пустой адресной книге – если как следует приглядеться – красовался отпечаток комара, раздавленного минувшим летом. К этой условной биологии, которая окружала Петрова, пожалуй, можно было добавить компьютерную мышь-доходягу, которая четырежды объехала земной шар по экватору. Вот, собственно, и всё. Всё остальное было неодушевленной неорганикой.
Петров кликнул по очередной баннерной дурилке. Выскочила еще одна пьяно-развратная пара. И вдруг Дед Мороз заорал диким голосом: «Здорово, Петров! Не надоело сидеть в одиночестве и компьютерные глюки ловить?» А Снегурочка звонко рассмеялась и поманила пальчиком: «Ну, Петров, покувыркаемся?»
«Что за хренотень? – обалдело подумал Петров. – Откуда они мою фамилию знают?»
А потом понял: пролезли через программную дыру и сосканировали жесткий диск, где и записаны сведения о пользователе.
Ну что же, раз приглашают, то и зайти можно. Кликнул на изображение двери, на которой было написано «Welcome» и оказался в комнате. Осмотрелся. Особой роскоши не обнаружил, но с удовлетворением отметил: вполне чистенько и отчасти со вкусом. В углу елка стоит, лампочки мигают, на столе выпивка-закуска. За столом баннерная парочка сидит, и рядышком стоит свободный стул. Музыка играет – какой-то рэпер в сидюшнике надрывается, мол, всех замочу-зафакаю! Такой вот расклад, значит.
Потом на фоне мультяшки выскочило окошко аськи. И тут же появился вопрос:
– Ну, Петров, и как же тебя зовут?
– Серега, – честно ответил Петров.
– Что, Серега, один праздник коротаешь?
– Почему один? Вдвоем с мышью. А еще одна в мусорном ведре скребется.
– Так как насчет встречи? И всё такое прочее…
– Не понял.
– В гости-то зовешь?
Задумался: с чего бы это они навязываются? Может, поживиться хотят – квартирные воры с фантазией? Или садисты? Или СПИДом эта коза заразит. Слово «телка» Петров терпеть не мог. Не употреблял и других его синонимов.
– Так у меня дома шаром покати. Выпить нечего. Из жратвы только пачка пельменей, – настучал на клавиатуре Петров в надежде, что отстанут.
Однако это их не смутило. На экране выскочило:
– Ну, всё это мы берем на себя. Лишь бы стол был, стулья и, естественно, кровать.
– И ничего не будете впаривать?
– Кто же по праздникам работает, бабки кует? Это дело презренное.
Петров решил всё-таки выяснить истинные мотивы этого подозрительного альтруизма.
– А с какого хрена вы такие добренькие? Уж не донорские ли органы так промышляете?
– Чудак-человек! Такая работа. Мы актеры. Нас нанял на две недели какой-то крутой чувак, у которого баксы аж из ушей вываливаются. И он решил делать одиноким людям такие вот подарки. В смысле стол накрыть, с человеком пообщаться, подарить ему что-нибудь…
– Что?
– Увидишь – довольным останешься.
– И секс?
– А ты против?
– Вообще-то, нет.
– Так называй адрес и жди.
– Так втроем что ли будем… – настучал Петров и остановился, не решаясь употребить слово «трахаться».
Однако «на той стороне монитора» его вполне поняли, и Дед Мороз тут же ответил:
– Так она ж моя внучка 😉 Так что я не в счет. Когда надо будет, я уйду.
И Петров клюнул. Сообщил им улицу, дом, квартиру.
Потом быстро сполоснулся, побрился. И стал ждать, словно маленький мальчик, верящий во всякие сказочные чудеса. А иначе и быть не могло. Ведь он дошел до такой степени самоизоляции, что пробить брешь в стене, отделявшей его от всего остального человечества, было способно лишь чудо. И он, наивный, ухватился за протянутую ему неизвестно кем соломинку.
Через сорок минут позвонили и начали орать с лестничной площадки: «Это Дедушка Мороз, он подарки вам принес!»
Открыл. Действительно, «дедушка» с привязанным к подбородку куском пакли и сильно накрашенная «внучка», весьма сексапильная.
И сразу же получил от проворной Снегурочки струю какой-то ядовитой мерзости из баллончика, пущенную прямо в физиономию.
Очнулся привязанным к стулу.
Грабители вовсю шуровали в шкафу. Швыряли на пол белье, пытаясь отыскать деньги. Сбрасывали с полок книги. Гремели на кухне посудой.
Однако все их попытки были бессмысленны, поскольку денег в квартире не было.
Увидев, что Петров пришел в себя, подступились к нему и, угрожая ножом, требовали указать место хранения сбережений. Убедившись, что слова на хозяина квартиры не действуют, начали пытать. Но делали это, надо сказать, весьма гуманно. Было больно, но угрозы не только для жизни, но и для здоровья не было.
Петров орал, клялся, что рассказал им чистую правду: денег нет и быть не может. А о золотишке и камушках и говорить не приходится. Что есть только пачка пельменей, о чем они должны знать из недавнего разговора по аське. Те в ответ ржали:
– Это когда же ты нам говорил? Совсем спятил?
– Да в компьютере, по Сети мы общались!
– Нет, ты, братан, определенно охренел от неожиданной радости.
И тут до Петрова дошло, что вышла ошибка. Что это совсем не те, с которыми он познакомился на сайте. Что это простые домушники, которые звонят всем подряд в поисках таких идиотов, как он.
«Кретин, – подумал он. – Те по имени назвали бы, когда в дверь звонили. А может быть, всё-таки это они и есть? Ведь их адрес у меня в браузере сохранился. И их можно по этому адресу вычислить. Потому-то и прикидываются дурачками случайными». Однако данная версия была им отклонена. Поскольку квартирные воры берут не только деньги, но и компьютеры.
Смирившись с потерей компьютера, Петров начал стоически ждать, когда до этих кретинов дойдет, что поживиться у него особо нечем. И тогда они наконец-то уберутся к чертовой матери. Вот только отвязали бы от стула, а то эта скверная история может для него закончиться вообще трагически. Этак можно запросто с голода умереть. И кричать бессмысленно, поскольку стены толстые, сталинской постройки.
И тут распахнулась дверь и ввалились еще один Дед Мороз и еще одна Снегурочка. «Блядь!» – лишь только такая предельно примитивная мысль возникла в измученном сознании Петрова. Однако это емкое слово вместило в себя очень многое. И, в частности, догадку о том, что это сообщники и теперь его начнут метелить в восемь рук.
Но Петров ошибся. Вновь прибывшие гости мгновенно сообразили, чему стали свидетелями, закричали: «Серега, держись!», вломили грабителям от души и вышвырнули на хрен за дверь. И лестница гулко загромыхала от закувыркавшихся на ступенях ног, голов и прочих частей грабительских тел.
Потом Петрова отвязали, утешили, смазали незначительные ранки – от ногтей этой бешенной суки! – зеленкой. Он – Андрей. Она – Люда.
И устроили обещанный пир: с шампанским, с бурбоном, со всякой изысканной снедью, перечислять которую я не стану ввиду неоднородности материального положения моих читателей. Чокались, выпивали, закусывали, говорили всякие задушевные слова, которые Петров не слышал уже очень давно. В общем, было просто замечательно: тепло и радостно!
А потом Андрей ушел. Встал, пожал руку, естественно, подмигнул (без гнусной интонации, которой в людях чутких и душевных быть не может), надел тулуп и неслышно прикрыл дверь. Вполне возможно, что дверь и хлопнула изрядно, но Петров уже не улавливал ничего внешнего и постороннего, поскольку как прильнул к Людмиле, так куда-то и провалился. Что он испытал – об этом не будем, это и так ясно всякому, кто хоть однажды столкнулся с нечаянным порывом искренности, нежности и страсти, срывающей ложные покровы социальных рефлексов. А кто не сталкивался, тот не поймет.
Утром усталые, счастливые, истекающие нежностью они разъяли объятия. Но всё никак не могли расстаться, продолжая любить друг друга шепотом и ладонями.
А потом ушла и она.
Большего счастья Петрову не выпадало ни до, никогда не выпадет и после. Однако ощущение того, что он спасен, никогда его больше не покинет.
И это, в общем-то, хорошо, что ему до конца не раскрыли механизм этого благодеяния. На самом деле эти две пары работали сообща. Таков был план неведомого нам богатого филантропа, оплачивавшего столь эксцентричные «новогодние подарки». Первые, «злодеи», доводили клиента до отчаяния, лишали его веры в человечество, причиняли душевные и физические страдания. Вторые, «милосердные посланники», с лихвой возвращали «отобранное». Получалась контрастная игра, позволяющая не только острее пережить нечаянное счастье, но и преисполниться веры в то, что жизнь в своей основе прекрасна.
Ведь без контрастов не существовало бы на свете ничего доброго и возвышенного. В частности, не было бы ни литературы, ни музыки, ни живописи, ни драматического искусства, ни хореографии. И этого рассказа не получилось бы. То есть я бы, конечно, настучал что-нибудь на клавиатуре, но получилась бы абсолютная гадость, насквозь лживая, имеющая смысл лишь с точки зрения гонорара, к которому читатель не имеет ни малейшего отношения. Да и гонорар пришлось бы пропить, чтобы таким образом хоть на время лишить себя стыда и совести по поводу изощренного глумления над безвинным читателем, к которому после прочтения неконтрастного рассказа вряд ли придут хорошие Андрей и Людмила. А теперь могут вполне и прийти. Просто надо верить и ждать, найти и не сдаваться.
Что же касается анонимного филантропа, то о нем мы ничего не знаем. Потому что настоящие филантропы всегда бывают анонимными. В конце концов, Господь, даровавший нам великую радость жизни, тоже анонимен. Его присутствие мы ощущаем лишь в наших благодарных душах.