Боровск

Впервые я попал в Боровск лет десять назад, имея об этом городе на краю Калужской области, примыкающей к Московской, некоторые примитивно-приятные представления: центр старообрядчества, протопоп Аввакум и боярыня Морозова, Пафнутьев монастырь, Николай Федоров и Константин Циолковский, уличные фрески Владимира Овчинникова.

Причем приехал я туда, точнее сначала на станцию Балабаново Киевской железной дороги, не из Москвы, а из Малоярославца, где возникла у меня тогда временная, но довольно продолжительная и напряженная работа, в которой всё-таки случались выходные. Благо, ехать от Малоярославца на электричке минут двадцать пять, тогда как от московского Киевского вокзала – часа полтора.

Боровск от станции расположен километрах в пятнадцати. Я люблю ходить пешком, но даже для меня это многовато, если не в качестве прогулки, а со смыслом достижения цели.

К слову, практически обо всех исторических городах, странным образом оказавшихся на отшибе от железной дороги, ходит одна и та же байка.

Будто местные купцы, прознав о планах строительства невиданного железного пути, по их представлениям бесовского и в любом случае вредного для их процветающего бизнеса, скинулись на взятку, чтобы железная дорога прошла не прямо через их город, а в стороне, по возможности подальше, дабы не нарушать давно сложившийся вековой уклад их «заповедного» города. В случае Боровска такое вполне себе представимо – до начала XX века, вплоть до революции, едва ли не сто процентов местных жителей были старообрядцами.

Потом, конечно, жалели, но уже поздно было.

Пафнутьев монастырь и щучьи котлеты

Я вышел на станции Балабаново.

Все подобные станции в разной степени и в зависимости от масштаба населенного пункта друг на друга похожи: пара-тройка торговых центров, прилепившийся сбоку рынок, за ними – привокзальная площадь, где-то рядом автовокзал или его подобие, куда подходят местные рейсовые автобусы.

Можно было, конечно, взять такси, предложения от оживившихся по приходу электрички водителей которых сходу последовали, но так мне показалось неинтересно.

Я легко обнаружил на стоянке «пазик» с номером и табличкой «Балабаново – Боровск», отправлявшийся через пятнадцать минут. Спросил у водителя, где мне лучше выйти, чтобы сначала попасть в монастырь.

– Я подскажу, – ответил он без затей.

Подсказал и даже указал верное направление, так как за лесом никакого монастыря не просматривалось.

Я перешел трассу, углубился в лес, где хорошо протоптанная тропинка сама привела меня сначала к человеческому жилью, а потом и к стенам монастыря.

Монастыри я люблю, даже в качестве туриста, а не паломника, приехавшего специально пообщаться с каким-нибудь знаменитым местным батюшкой. Об одном таком «боровском» я слышал и даже увидел толпившихся справа от монастырских ворот людей, в основном женщин в платочках и с детьми, ожидавших у него «приема», но пытаться «пробиться» к нему у меня желания не возникло, и я ограничился осмотром монастыря, прошел снаружи вдоль белой стены к источнику, но там тогда всё было в процессе реставрации-реконструкции, и по уже знакомой тропинке вернулся на автобусную остановку.

Конечная автобуса была в самом центре Боровска, сбоку от обширных торговых рядов.

Поблизости, напротив библиотеки, я обнаружил уютный бюст философа Николая Федорова, когда-то тут учительствовавшего, как и Константин Циолковский, чрезвычайно милый памятник которому в валенках, сидящему на пеньке и смотрящему в небо, расположен чуть ниже площади.

Идя к памятнику Константину Эдуардовичу, ты не можешь не увидеть заполнившие стены домов росписи Владимира Овчинникова, давно ставшие особой достопримечательностью города, «клонированные» позже умельцами разной степени талантливости уже во многих других малых российских городах.

Прошелся я и по самой «музейной» улице с сохранившимися старинными домами: низ обычно каменный, верх деревянный резной. У каждого дома, имеющего историко-эстетическую ценность, уже тогда были установлены аккуратно-художественно выполненные конструкции с довольно подробным текстом, о данной достопримечательности сообщающим.

Для первого раза моей самостийной экскурсии мне показалось достаточно, а то, что я тут точно не в последний раз, сомнений даже возникнуть не могло, и я уже на такси отправился в свой Малоярославец до самого тогдашнего дома.

Вскоре ко мне в гости приехали московские друзья аж сразу на двух автомобилях: хорошо исхоженный Малоярославец я им показывал как старожил, что-то уже мог сказать и показать и в Боровске, куда мы, естественно, тоже съездили.

Почти случайно на той же музейной улице, чуть в ее глубине, мы обнаружили симпатичное кафе с открытой площадкой на высоком берегу Протвы, откуда был виден весь «нижний» Боровск со старообрядческим монументальным храмом, тогда еще серым, в процессе реставрации, и Пафнутьев монастырь вдалеке, у самого лесного горизонта.

Само кафе запомнилось мне волшебно вкусными щучьими котлетами с картофельным пюре: где я их потом только не заказывал – ничего подобного! (В самом Боровске их тоже почему-то больше не подают.)

Потом я бывал в Боровске еще с дюжину раз: иногда просто проездом за продуктами, так как у одних моих друзей дача буквально в пятнадцати минут от города, а часто и с разными прочими друзьями, приезжавшими на дачу других друзей, расположенную вблизи Обнинска, но тоже от Боровска буквально по соседству.

Вспоминать про эти поездки буду фрагментарно, но с учетом каждый раз вновь увиденного.

Боярыня Морозова, бывший овраг и древний деревянный храм

Не буду вдаваться в исторические подробности, лишь напомню, что в Пафнутьево-Боровском монастыре, основанном в XV веке, во второй половине уже XVII века был в заточении перед ссылкой в Пустозерск протопоп Аввакум, в Боровске же чуть позже находились его истовые последовательницы – «раскольницы» боярыня Феодосия Морозова и княгиня Евдокия Урусова, здесь же и закончившие свои мученические дни в глубокой земляной яме, уморенные голодом: тогдашняя власть не посмела их напрямую убить, а заморить голодом… Так ведь сами же умерли!

На месте их земляной тюрьмы на Боровском городище не так давно возведена часовня-памятник, современными старообрядцами, говорят, глубоко почитаемая. Кстати, опять же говорят, старообрядцев в Боровске заметно прибавилось как среди местных, вспомнивших «о корнях», так и нарочно сюда переселившихся из разных прочих городов и весей.

Помимо часовни я открыл в последнее время для себя еще несколько новых мест, в очередной раз понял, что приезжать сюда можно еще бессчетно много раз: всегда увидишь что-то прежде неувиденное или то, что за прошедшее время тут появилось или приведено в порядок, как, например, практически все храмы, в том числе и масштабные старообрядческие, числом три, если не ошибаюсь, и новые работы Овчинникова, конечно же.

Появился, например, и симпатичный объект благоустройства на месте Текиженского оврага. То есть овраг никуда не делся, но оброс сложносочиненными лестницами, деревянными дорожками, лавочками, качелями и смотровыми площадками – теперь через едва проходимый прежде, полноценно заросший лопухами и крапивой овраг можно легко и с удовольствием быстро попасть из одной части Боровска в другую: раньше приходилось идти далеко в обход.

И еще я впервые увидел чудный древний деревянный Покровский храм, время возведения которого в истории теряется: приблизительно конец XVI – начало XVII века. Срубленный из сосны, на фундаменте из крупных булыжников.

Тюремный замок

В последний, «крайний», раз буквально недавно нас с друзьями водил по Боровску один из моих друзей-дачников, многих тут лично знающий. Он даже позвонил самому Владимиру Александровичу Овчинникову, но тот не смог с нами встретиться, потому как закончил часть своей дневной живописной работы во дворе Тюремного замка и отправился уже домой.

Мы доехали до его улицы, увидели его дом и очередные фрески на заборе соседнего немного загадочного по предназначению каменного строения, сопровождаемые, как и часто в других местах, стихотворными строчками жены художника Эльвиры Частиковой.

А оттуда уже отправились прямиком к Тюремному замку, где нас встретила его создательница – не самой тюрьмы, конечно, а музея внутри него и вокруг – Светлана Шорохова. Мы присоединились к экскурсии, которую вела милая девушка в строгом платке, из старообрядцев, понятное дело.

История здания заслуживает особого внимания. Возведенное в начале второй половины XIX века как пересыльная тюрьма для следующих далее по этапу в сибирскую каторгу, оно в тюремном качестве благополучно просуществовало до начала 30-х годов века двадцатого, после чего было отдано под жилье для работников фабрики «Красный Октябрь», причем комнаты-камеры выделялись исключительно ударникам производства. Четырехметровый забор, по периметру, как и положено настоящей тюрьме, окружавший основное здание, примерно в это же время разобрали и использовали в качестве, наверное, строительного материала для нужд всё той же фабрики.

Аж только к 2011–2013 годам последних жителей расселили по более комфортным пятиэтажкам, а нового применения зданию не нашли. Оно всё более приходило в запустение, пережило, точнее не очень пережило, несколько пожаров, лишивших здание уникальной кровли и межэтажных перекрытий. То есть, по сути, от крепкого здания с толстыми тюремными стенами остался лишь голый остов без крыши и с зияющими глазницами пустых окон.

То, что осталось от исторической застройки, и приобрела Светлана Шорохова. В августе 2020 года удалось приступить к работам по сохранению того, что осталось от былого «ансамбля Тюремного замка», и приспособлению его к будущим музейным нуждам.

Ныне здесь чрезвычайно многообразное музейное пространство, где под одной крышей сошлись и фрагменты настоящей тюрьмы с длинными коридорами, камерами и карцерами, и музейные залы из объединенных бывших камер, посвященные истории тюрьмы, города Боровска и старообрядчества, и современные арт-пространства, и выставочный зал для работ местных и приглашаемых отовсюду на «боровский пленэр» художников, и «гулаговское» мемориальное пространство, где по мрачным серым стенам тем же Овчинниковым написаны портреты реальных жертв советского террора, обрамленные колючей проволокой.

Стены тюрьмы снаружи, со стороны двора, также расписаны Овчинниковым: здесь Аввакум и боярыня Морозова, сцены из тюремно-каторжно-этапной жизни, дети-заключенные. В самом дворе – отчасти еще находящиеся в процессе создания скульптуры и прочие арт-объекты, в том числе замысловатый лабиринт, над одной из стен которого как раз и работал Овчинников.

В отдельном помещении еще и коллекция шахмат со всего мира, собранная Светланой Шороховой. Среди них – несколько шахматных наборов, изготовленных умельцами в нынешних местах лишения свободы.

Показали нам в замке и уже практически готовый к заселению гостиничный номер, оформленный в тюремном стиле – для особых любителей экзотики.

Овчинников и надувная лодка

Художник Владимир Овчинников, известный ныне уже по всей нашей стране и за ее всякими пределами, буквально за четыре летних сезона в первой половине нулевых написал около сотни работ на стенах городских домов, заколоченных окнах, заборах, брандмауэрах, придав многим уголкам города вид причудливый и уникальный: тут вам и именитые земляки, и события исторического масштаба, и милые жанровые сценки, за что ему и многие жители города, и всё в больших объемах приезжающие в Боровск туристы бесконечно признательны.

Связана с Боровском и одна мечта.

Спускаясь мимо фресок Овчинникова к реке Протве, мы с другом каждый раз обсуждаем, как на надувной лодке отправимся отсюда в далекое путешествие – хотя бы до его недальней дачи: добрая извилистая река, судя по картам и нашим географическим представлениям, должно нас привести куда надо…

Фото Ирины Кузнецовой