Венценосная путешественница

Екатерина Великая вошла в историю как самая путешествующая монархиня восемнадцатого столетия. Приехав в Россию в 1744 году, она лишь единожды покидала ее пределы, предпочитая путешествовать в своем государстве. Об одном из самых грандиозных по размаху турне Ее Величества – Таврическом вояже, предпринятом в 1787 году, – хранит воспоминание небольшой камерный портрет самодержицы, представленный в Лиловом кабинете Тверского императорского дворца.

Отнюдь не жажда дорожных впечатлений двигала Екатериной Великой, она трактовала путешествия как долг монарха перед поданными. «…Я путешествую не для того, чтобы осматривать местности, но чтобы видеть людей», – сказала она однажды французскому дипломату графу Луи Филиппу де Сегюру, пожаловавшемуся на многочисленные пышные, но однообразные императорские приемы в русских провинциях. «Мне нужно дать народу возможность дойти до меня, выслушать жалобы и внушить лицам, которые могут употребить во зло мое доверие, опасение, что я открою все их грехи, их нерадение и несправедливости» – так формулировала царица гуманитарную цель своего «шеститысячеверстного путешествия», охватившего монаршей милостью 36 российских городов от Луги до Севастополя.

Весна 1787 года выдалась довольно суровой. Днепр был скован льдом дольше обычного, что несколько откладывало продолжение путешествия по воде, поэтому императрица задержалась в Киеве и провела там без малого три месяца, с конца января до середины апреля. Именно в это время Михаил Шибанов, «живописец Его Светлости» князя Потемкина, главного организатора Таврического вояжа, пишет с натуры портрет монархини, которому суждено было стать одним из самых популярных и многократно копируемых в различных техниках.

Практически любой императорский портрет – это прежде всего репрезентация власти. И образ Екатерины в дорожном костюме – не случайный эпизод в ее обширной иконографии, а вполне продуманная декларация внешнеполитических амбиций державы и ее правительницы. «Путешествие в полуденный край» имело целью продемонстрировать западноевропейским монархам притязания на восточные территории. Екатерина предстает перед нами в красном кафтане, расшитом золотыми нитями, декорированном на восточно-европейский манер застежками-бранденбургами с золотыми кистями. Западнославянский колорит усиливает головной убор императрицы: высокая шапка из собольего меха с атласным шлыком, что некоторые современники были склонны расценивать как притязания на дальнейшее расширение влияния в Малороссии.

Привычные атрибуты власти – горностаевую мантию, корону, державу и скипетр – в данном портрете заменяет ряд орденских звезд. Первый орден Св. Андрея Первозванного Екатерина возложила на себя во время дворцового переворота 28 июня 1762 года, а два других – Св. Георгия и Св. Владимира – учредила высочайшим повелением в 1769 и 1782 годах соответственно.

Перед нами деятельная, энергичная женщина, которая не скрывает своего возраста, а напротив, гордится своей силой и зрелостью. Императрица в большом количестве заказывала с полюбившегося ей изображения многочисленные живописные копии, гравюры и миниатюры, которые затем дарила иностранным монархам, послам и приближенным. Портрет из Тверского художественного собрания происходит из «царской галереи» князей Куракиных. До революции он находился в их имении Степановское-Волосово и интересен тем, что в нижней левой четверти на коричневом фоне есть едва заметная подпись черным: «Копиевал Петр Дрождин 1787».

Как и об авторе оригинала, сведений об изготовителе первоклассной по своему живописному качеству копии довольно немного. Начинал Дрождин как ученик иконописной мастерской Троице-Сергиевой лавры, где был замечен А.П. Антроповым, посещавшим ее в качестве «надзирателя над иконописью» при Св. Синоде, и взят на обучение в его школу в Петербурге. В 1783 году художник получил звание академика портретной живописи и наряду с созданием собственных произведений много копировал в Эрмитаже, что, несомненно, обогатило его визуальный багаж и повлияло на манеру письма. Среди выполняемых им заказов были и копии портретов членов императорской семьи, предназначенные Кабинетом Ее Императорского Величества для раздачи в наместничества. Интересно отметить, что Дрождин всегда подписывал свои работы, даже копийные, что было своеобразным самоутверждением художника, осознающего значение своего труда. А ведь многие сотни аналогичных портретов так и оставались творениями неизвестных мастеров, по словам Нестора Кукольника, «разбросанными по всей империи» и «не дождавшимися суда себе даже в потомстве».

Портрет Екатерины Великой кисти Петра Дрождина, а его авторство в 1977 году было дополнительно подтверждено и технико-технологической экспертизой, – это как раз тот случай, когда копия не просто не уступает оригиналу, но и обладает той самой неуловимой таинственной аурой, которая делает живописное произведение самодостаточным и вызывает неизменное восхищение зрителя, останавливающегося перед полотном.

Спонсоры рубрики:

Айдемир Алискантов

Якуб Алиев